План Б - [4]

Я попробовал оранжевые, но и они на меня почему-то не налезли. Создавалось впечатление, что у меня что-то торчит из… скажем так, из копчика. Я попробовал оглянуться, насколько было возможно, — и заорал.

Тут ворвалась Ма, чтобы выяснить, чего это я так ору, увидела и стала очень белого цвета. Такое случается, когда она перестаёт контролировать кровоток: вся кровь сразу уходит в ноги. Ма тогда бледнеет, и у неё есть где-то минута на восстановление системы, потому что потом она упадёт в обморок. Поскольку я родился уже здесь, я с самого рождения умею регулироваться, мне даже думать об этом не надо, а Ма уже достаточно прожила на свете до прибытия сюда, так что когда она удивляется (или, как в этот раз, пугается), она может забыть.

Как бы там ни было, тут вошёл Па, посмотрел на неё, рявкнул:

— Рэйчел! Кровь! — Мама кивнула и стала приблизительно нормального цвета.

— Что это там такое? — спросил я, вертясь и пытаясь разглядеть свою задницу. — Я умру, да?

— Нет, конечно, нет, — ответил Па. — Это просто… ну…

Он посмотрел на Ма.

— Это просто твой хвост, сынок. Он решил вырасти обратно.

В понедельник в школе Юэн повёл себя крайне благородно.

— А у меня вон миндалины тоже обратно выросли, я тебе говорил? Мне их в пять лет удалили, а в восемь — бабах! — и они снова тут. Храпел потом, как трактор.

— Они выросли у тебя из задницы? — недоверчиво уточнил я.

Извините, это было после двух чашек кофе. В последнее время мне приходится пить по утрам кофе, а то я засыпаю в школе.

Юэн покачал головой.

— Ходил потом, как дебил, не закрывая рта. Пришлось опять удалять.

Развивать дальше эту тему мне расхотелось.

Один доктор оказался длинный, а другой — короткий. Когда они, наконец, объявились сегодня (то есть в среду, то есть в День Испанской Кухни), оба были только что из-под душа — от них пахло нашим специальным мылом, которое с Корабля. Я подумал, что они, наверное, будут меня ругать: хвосты определённо в наши планы не входили. Не для того они двенадцать лет бороздили Галактику, дрессируя моих родителей и всех остальных, не для того учили их, как походить больше на людей, чем на котов, чтобы явился я с моим хвостом и всё им на фиг испортил.

Но они, кажется, совсем не сердились. На самом деле они даже улыбались. Попросили показать хвост. Потом ещё долго измеряли его, осматривали меня целиком, указывали друг другу на какие-то детали, которых я даже не замечал, — вроде того, что наружные углы глаз у меня приподнялись к ушам, а на руках и ногах стал пробиваться рыжий пух.

— Оно работает! — сказал, наконец, длинный. — Ух ты, оно работает!

— Мы можем остаться! — подхватил короткий.

И они принялись обниматься, что само по себе странно, потому что кошки, даже те, которые выглядят как люди, по природе своей к обнимашкам не склонны.

Мама явно была не в своей тарелке. Папа откашлялся и заявил, что не понимает, как мой хвост может быть хорошей новостью.

Один из врачей похлопал его по спине.

— Это значит, что у нас всё получится. Мы сможем трансформировать человеческую расу. Земля будет нашей!

— Но мы же всю дорогу пытались стать людьми! — взорвалась Ма. — А не наоборот!

Они глубокомысленно покивали.

— Ну да, — подтвердил длинный. — Мы пытались.

Он оглядел Ма и Па с головы до ног.

— Вы двое выглядите довольно прилично. Даже, я бы сказал, первоклассно. Но не всем так повезло. Некоторые другие сейчас в плохой форме. То есть в откровенно кошачьей. Нам придётся забрать их обратно на Корабль.

— Обратно на Корабль? — ахнула Ма (ахает она просто замечательно). — Это которых?

— Нью-Мексико, — короткий принялся загибать пальцы, — Джорджию, Юту…

— Поверьте, — перебил его длинный, — теперь тут станет гораздо лучше. Кругом одни кошки, совсем как дома. Да и людям понравится быть нами!

Я пощупал свой хвост и обнаружил, что по сравнению с утром он стал заметно длиннее.

— Идиотизм какой-то! — не сдавалась Ма. — Натан — один из нас. Как его хвост может что бы то ни было доказывать?

— Точно-точно, — встрял Па. — Он просто возвращается в изначальную форму. Может, ему просто душ надо почаще принимать?

Длинный и короткий заулыбались от уха до уха.

— А вот чего вы не знаете, — сказал длинный, — так это что Натан и есть человек. Все ваши дети — люди!

Короткий с энтузиазмом закивал.

— Маленькие человеческие инкубаторы, культивирующие разные штаммы вируса. Правда прелесть?

— Вируса? — теперь уже ахнул папа.

Мама схватила меня, притянула к себе и обняла.

— Ну да. За эти годы мы опробовали много разных штаммов. Ни один не сработал — до этих самых пор.

— Но… когда вы ввели его ему? И как? — Ма довольно-таки чувствительно сдавила меня.

— Через зубную пасту. Однако когда дело дойдёт до всей популяции, думаю, будет гораздо эффективнее заразить источники пресной воды. Мы заберём Натана на Корабль, проведём полное обследование и станем наблюдать за завершением трансформации, а потом…

— Ему вообще-то в школу надо! — сурово перебила его Ма.

— Какая школа? — Оба врача непонимающе уставились на неё. — Как вы не понимаете! О какой школе может сейчас идти речь! Ему нельзя больше оставаться здесь. Мы должны закрепить результат на другом лабораторном материале, на новых детях, а потом останется только распространить вирус. Нью-Йорк — просто идеальное место для этого! Подумать только, восемь миллионов человек!