Три огромных стола, сбитые из сосновых досок и стоявшие в ряд, занимали собой центр обширного помещения. На них громоздились тазы, сковороды, кастрюли. Вокруг столов хлопотали работники, их было не меньше десятка, и надзор за ними осуществлял повар, который, как и требовалось, был вполне жирным. Он нависал над ними как грозовое облако. Кухонная челядь изнемогала от жары и исходила потом. Кислый запах перегретых тел смешивался с аппетитным ароматом поджаренного мяса и приготовлявшихся соусов. В шести огромных печах пеклись пироги с начинкой из дичи, свинины, говядины. На мощном крюке висел внушительных размеров котел с картошкой, на двух других – кастрюли, где томился лосось.
– Еще шампанского, – крикнул кто-то из ворвавшихся сюда по ошибке лакеев.
– Ты что, рехнулся? – голос поварихи был сорван от постоянного крика. – Это там, наверху, в буфетной, а не здесь.
Молодой лакей, сообразив, что попал не туда, припустился наутек из этого пышущего жаром ада. Он остановился в коридоре перевести дух; здесь было уже относительно прохладно.
– О'Лэйри! Вот ты где! Тебя только за смертью посылать.
Дворецкий отвесил мальчишке оплеуху, но тот увернулся.
– Простите великодушно, мистер Уинстон, я тут заплутался и сам не знаю, как оказался внизу.
– Внизу? Так ты, оказывается, не только лентяй, но и тупица, а? Скажи на милость, ну как шампанское на льду может оказаться внизу, на кухне?
Дворецкий поспешил в направлении буфетной. О'Лэйри засеменил следом.
Вскоре оба вернулись в зал, где бал был в самом разгаре и обходили гостей. О'Лэйри был новичком, и поэтому ему было трудновато удерживать поднос, уставленный бокалами искрившегося холодного шампанского на уровне плеча, как того требовал этикет и мистер Уинстон.
– Сюда, приятель, – услышал О'Лэйри сочный мужской голос. – Ты подоспел как раз вовремя.
Холеные руки небрежно-элегантным жестом подхватили сразу два бокала.
О'Лэйри было шестнадцать лет от роду, и до сегодняшнего вечера ему еще не выпадало счастья столкнуться лицом к лицу с представителями правящих классов и, к тому же, с настоящим англичанином. Из Лондона. Он стоял и глазел на молодого джентльмена, решившего угоститься шампанским, – ну, вылитый Бог, что тут еще скажешь. Такой весь лощеный, аккуратный, красивый и костюм ему под стать и манеры… Англичанин чертов, все они вот такие, чего же им миром не править, такой что хочешь, и кого хочешь к рукам приберет.
– Чего это ты уставился, приятель? У меня что, четыре глаза?
– Нет, нет, сэр, я ничего, я не уставился, я так просто…
– Ладно, ладно, иди своей дорогой, у других тоже во рту пересохло. Так что, давай…
Лакей послушно удалился. Англичанин снова повернулся к человеку, с которым только что разговаривал, но того не оказалось на месте. Отыскав его в толпе стоявших гостей, он, взяв его за локоть, увлек в сторону.
– Прошу вас, мне удалось раздобыть пару глотков этого превосходного вина, которым сегодня решила угостить нас наша несравненная хозяйка, обожаемая миссис Кэррен.
Его собеседник взял предложенный бокал, но пить не спешил.
– Так вот, Тим, вы говорили о…
– О чем?
Тимоти Мендоза, сделав большой глоток шампанского, едва не поперхнулся.
– О Парагвае.
– Ах, да. Парагвай. Мы собираемся выпустить облигации нового займа, это будет двадцать третьего, в следующую среду. Оросительные работы для сельской местности. Правительство полно решимости погреть руки на своих обещаниях. Очень хитрый маневр – стопроцентный успех гарантирован.
– Как я понимаю, вы рекомендуете мне приобрести их?
– Да. Решительно рекомендую. Парагвай идет вперед семимильными шагами с тех пор, как у них новый президент. Нет сомнений, что и вы сможете на этом неплохо заработать.
Наигранно-легкомысленный тон Тимоти должен был убедить его собеседника в том, что здесь не было никакого подвоха и что успех этого займа – дело само собой разумеющееся. Это должен был подтверждать и его взгляд, демонстративно направленный в толпу присутствовавших на балу гостей.
– Вы кого-нибудь ищете? – поинтересовался его знакомый.
– Полагаю, что самое время появиться и хозяйке бала. Но этой леди среди гостей не видно.
– Я ее тоже не замечал. Ни ее, ни этого верзилу, ее сына.
– Мне уже кто-то говорил, что Майкл Кэррен не почтит нас своим присутствием здесь. Но Лила, вероятно, появится. Нельзя же, в конце концов, не появиться на балу, если он в твоем собственном доме и ты его хозяйка.
– Скорее всего, пожалует, когда ей вздумается, – продолжал другой. – Лила Кэррен – женщина, привыкшая делать все лишь по своему усмотрению.
– Да, вы правы. Сваливается на тебя, как снег на голову, когда ее меньше всего ждешь и начинает пожирать тебя заживо – вот это стиль поведения Черной Вдовы.
Его собеседник явно не ожидал от Тимоти такого выпада.
– Значит, и вы ее так называете, Тимоти? – недоуменно пробормотал он.
– А что, кто-нибудь ее называет по-другому?
– Да, но вы ведь – Мендоза, мне казалось, вы – родственники.
– Она лишь жена моего покойного двоюродного или троюродного дяди.
Тим щелчком сбил невидимую пушинку с рукава своей визитки.
– Не думаю, чтобы я оскорбил ее этим псевдонимом.
