Пламя над тундрой - [94]

— Ничего не надо, — в испуге отказался Кулемин. — Я не пойду в поселок. Булат проведает об этом, убьет. Не пойду.

Как ни настаивал Щетинин, Кулемин не соглашался.

Щетинин отпустил Кулемина, а сам отправился в Ново-Мариинск, следом за умчавшейся нартой Оттыргина.

Глава восьмая

1

Весть о прибытии шхуны Свенсона распространилась с необычайной быстротой. Охотники и оленеводы из ближайших стойбищ, приезжали с семьями и сразу же располагались на заснеженном берегу лимана. Ново-Мариинск напоминал большой бивак, охваченный нетерпеливым ожиданием. Люди следили за горизонтом.

Снегопад прекратился. Небо очистилось от туч. Зимнее солнце заливало землю. Ослепительно сверкал свежий снег. На лимане появились первые льдины, между ними поблескивала синяя вода.

Мандриков и Берзин, идя утром на работу, с удивлением наблюдали за необычным оживлением в поселке. Они не понимали, почему к приходу шхуны Свенсона готовятся как к празднику. Такого не было при приходе «Томска».

Берзин направился в уездное управление, а Мандриков пошел к складу. Заведующий опаздывал, и склад был закрыт. Михаил Сергеевич стал неторопливо прохаживаться и увидел спешащего к нему Августа. У Берзина был встревоженный вид. Август Мартынович запыхался. На его желтых щеках яркими розами проступили пятна румянца.

— Бучек и Галицкий арестованы, — проговорил Берзин. — Видно, кто-то донес. Забастовка сорвана, Опасаюсь за Новикова.

— Ему надо немедленно покинуть Ново-Мариинск. — Мандриков, как всегда в минуты опасности, был спокоен.

— Да, — согласился Берзин.

— Возвращайся в управление, а я все сделаю. — Мандриков зашагал к домику Клещина…

Новиков был доволен результатами своей поездки на копи, и вдруг такой провал. Почему? Главное не в доносе, а в том, что шахтеры еще не подготовлены для борьбы, не объединены.

— Нам придется там много поработать, — сказал Новиков.

Мандриков и Новиков направились к Куркутскому. В школе было тихо.

— Почему нет уроков? — удивился Михаил Сергеевич.

— Сегодня ни одного ученика в школу не заманишь, — покачал головой Куркутский. — Все на берегу, ждут американца.

— Не понимаю, пожал плечами Мандриков.

— Увидите — и все поймете, — грустно сказал Куркутский.

Куркутский выслушал Мандрикова о срыве забастовки, об опасности для Новикова, помрачнел.

— Конечно, Николаю Федоровичу надо уезжать, — подтвердил он. — Только не сейчас, а ночью, чтобы никто не увидел, куда направится нарта Оттыргина. Он повезет. Да и в дорогу надо подготовиться: триста верст до Марково.

До отъезда Новиков остался в школе. Ведь колчаковцы наверняка будут искать его в доме Клещина. Мандриков вернулся в склад. Заведующий только снимал замок. Увидев Мандрикова, он сказал:

— Сегодня можно было бы и не открывать. Покупателей не будет.

Он оказался прав. До полудня в склад никто не заглянул. Занятый делами и мыслями об отъезде Новикова, Мандриков не заметил, как прошло время.

В полдень с берега донесся шум возбужденных голосов. Заведующий выглянул в дверь:

— Свенсон на горизонте показался. Теперь наверняка ни одна душа к нам не заглянет. Идемте на берег. Там все-таки веселее.

Они вышли к лиману. Вдали виднелся силуэт судна. Встречать американца собрались все новомариинцы. Тут же были коммерсанты и Громов в окружении колчаковцев. Елена Дмитриевна о чем-то весело разговаривала со Струковым. Она почувствовала на себе взгляд Мандрикова, повернула голову и улыбнулась. Берзин протиснулся к Мандрикову сквозь плотную стену людей и тихо сказал:

— Знают, что на копях кто-то был из поселка. Допрашивали Галицкого и Бучека. Они молчат. Громов приказал Струкову вести допрос с пристрастием, но тот отказался. Тогда Толстихин и Суздалев вызвались это сделать.

— Сволочи! — вырвалось у Мандрикова.

— Спокойно, — Август пожал локоть Михаила Сергеевича. — Николай Федорович в безопасности?

Мандриков кивнул, К ним подошел Рыбин. Его худое лицо было чисто выбрито, он улыбался:

— Вот и свиделись!

Пароходный знакомый Мандрикова заметно изменился. Он и одет был лучше, и из его черных глаз исчезла тоска и безнадежность. Схватив руку Михаила Сергеевича, он крепко потряс ее.

— Я часто вспоминал вас! Как я благодарен вам за те слова ободрения, которые вы говорили мне на «Томске». Вы так душевно меня поддержали.

— Как вы устроились? — Мандрикову было приятно видеть человека, у которого жизнь, видимо, пошла лучше.

— Нанялся в работники к коммерсанту Бесекерскому, — словоохотливо объяснил Рыбин. — Работаю на складах, а с началом охоты пойду в тундру. Я же сибиряк, и в молодости с ружьецом не расставался.

— Что же, вы решили шахтерское дело забросить? — Мандрикову не понравилось, что его знакомый пошел к купцу.

— Кто с угольком сроднился, так на всю жизнь. Вот только хочу чуть-чуть на ноги встать. Бесекерский в долг многое дал. Отработаю, и на копи, — почти оправдывался Рыбин.

Август Мартынович изучающе смотрел на Рыбина — что-то в нем ему не нравилось. И когда Рыбин отошел, он сказал об этом Мандрикову.

— У тебя излишняя подозрительность, — не согласился Михаил Сергеевич. — Это плохо. Рыбин один из тех, кого жизнь придавила, ему надо помочь подняться.