Пламя над тундрой - [143]

— Бучек! Мефодий! Якуб! Где вы? Выходите!

— Семен! — откликнулся из одной камеры Мальсагов. — Иди сюда! Тут-мы!

— Света! — потребовал Гринчук, и ему передали фонарь. С ним Гринчук вошел в камеру и увидел, что на полу, на каком-то тряпье лежали Галицкий и Бучек… Одежда на них была, изорвана, покрыта пятнами грязи и запекшейся крови. Они пытались приподняться, но не хватило сил. Слабыми голосами они приветствовали Гринчука:

— Семен… Семен…

— Ох, что с вами сделали, гады! — с трудом проговорил Гринчук. — Теперь за все поплатятся. За все!

— Ослабели они от голода и побоев, — сказал Мальсагов, который выглядел немного лучше. — Пытали их сильно.

— Кто?

— Суздалев… Толстихин. Галицкий говорит, что сам с ними посчитается…

Галицкого и Бучека положили на носилки и понесли к уездному управлению. Колчаковцев заперли в их камеру и поставили шахтеров-часовых.

Едва раздался первый выстрел у тюрьмы, Наташа, забыв про наказ Мандрикова, выбежала из дому. Вместе с шахтерами она проникла во двор тюрьмы. Тут она и увидела Оттыргина. Вместе они разыскали Антона, Наташа плакала от радости…

Ново-Мариинск не спал. Непрерывно хлопали двери уездного управления. В выстуженных коридорах и комнатах толпились возбужденные люди, у которых оказалось много неотложных дел к новой власти. Каждый стремился пробиться к председателю ревкома, точно опасаясь, что не успеет это сделать завтра. Уже все знали, что приказчик склада не Сергей Евстафьевич Безруков, а известный большевик Михаил Сергеевич Мандриков, что истопник Хваан на самом деле комиссар Август Мартынович Берзин, Люди качали головами, удивлялись и передавали друг другу слухи и домыслы. Кто-то доверительно сообщил, что Мандриков и Берзин посланы в Ново-Мариинск самим Лениным. У одних лица были испуганные, у других радостные, — у третьих любопытные…

Гам моментально стихал, когда открывалась дверь в бывший кабинет Громова, где шло заседание ревкома. Люди наваливались друг на друга, поднимались на носки, стараясь заглянуть в дверь, но она, пропустив одного-двух человек, захлопывалась. И хотя надежды попасть к Мандрикову было мало, да и Берзин уже дважды выходил и предлагал разойтись, никто не уходил. Слишком необычными были события. Такого Ново-Мариинск еще не знал. Смена властей здесь до Сих пор происходила спокойно и не нарушала привычный строй жизни. Все оставалось как и прежде, и вдруг — советская власть. Разве можно было оставаться спокойным, равнодушным, сидеть дома, дожидаясь утра, когда хотелось своими глазами увидеть настоящих большевиков, от которых теперь зависела жизнь анадырцев. Люди боязливо косились на вооруженных шахтеров. Уже прошел слушок, что будут грабить зажиточных, и некоторые в поселке поспешили спрятать, позарывать в снег свои пожитки… Группы шахтеров по пять человек с членом ревкома куда-то уходили и возвращались замерзшие, но бодрые, веселые.

Но время шло, а слухи о грабежах не подтверждались. Вот вернулся с несколькими шахтерами Берзин. На ремне — маузер. Все умолкли и расступились, давая ему дорогу. Обсыпанный снежной пылью, он раскраснелся.

Заседание ревкома продолжалось. Все внимательно слушали Тренева. Он стоял на том же месте, На котором еще недавно докладывал Громову. Зажав под мышкой малахай, изредка приглаживая дрожащей рукой расчесанные на пробор волосы, он говорил:

— Я точно вел учет каждой копейке, каждому фунту товаров, что брали коммерсанты. Тут у меня все записало. Воровство это. — Он протянул Мандрикову новую копию своего списка. — Народ голодает, а коммерсанты с него три шкуры дерут. Советская власть не может допустить такого!

— Вы ведь тоже коммерсант? — спросил Мандриков.

— Какой там, — махнул рукой Тренев. — Так, понемногу приторговывал, чтобы с голода не помереть, по миру с сумой не пойти. Какой я коммерсант, — он говорил с большой убедительностью. — Всякий знает меня. Потому и в Совет пошел, когда Сосновского, комиссара Временного правительства, значит, от дел отстранили. Хотел послужить обществу, думал, новая свободная жизнь будет, а опять вышло двадцать пять. Опять, значит, коммерсанты, и наши и американские, все к своим рукам прибрали. Больно было видеть, как они добро по своим складам растаскивали, да что я мог один сделать. Вот только и вел учет, кто чего и сколько взял. Верил сердцем, что настоящая власть народная придет и стребует отчета.

— Спасибо, — Мандриков поднялся из-за стола и, держа в руке треневский список, обратился к членами ревкома.

— Это очень важный документ, по нему мы все сполна получим с господ коммерсантов. Вы нам поможете, гражданин Тренев?

— Счастлив буду, долгом своим почту, — закивал Тренев. — Прошу на меня положиться.

Еще раз поблагодарив Тренева, Мандриков отпустил его и гневно постучал по столу.

— Вот почему государственные склады пусты! А купцы взвинтили цены!

— Отобрать все у них назад! — крикнул Клещин.

— Завтра обсудим этот вопрос, — Мандриков вопросительно посмотрел на Берзина. Тот устало сказал:

— Аресты закончены. Милиционеры, молодой Бирич и Перепечко в тюрьме. Служащие уездного управления — в квартире Громова. Все надежно охраняются шахтерами.