Пламя над тундрой - [121]

— Скорее, скорее, — торопил Аренкау. — Слышишь, медный ящик русского шамана перестал болтать. Он рассердился на нас. Мы заставляем его ждать.

Только сейчас Вуквуна догадалась, куда ее ведут. Сейчас ее сделают женой Аренкау. Она остановилась.

— Чего стоишь? Идем! — крикнул отец.

— Не пойду! — Вуквуна исподлобья посмотрела на Аренкау. — Не хочу быть его женой.

Сейгутегин рассердился. Он схватил дочку за руку и поволок к церкви. Сейгутегину не хотелось отдавать Вуквуну в жены. Аренкау, но было уже поздно передумывать. Он так много должен Аренкау, что только. Вуквуной и может рассчитаться.

Вуквуна сопротивлялась, вырывала свою руку.

— Не пойду! — Она вспомнила, что не рассказала Оттыргину о том, что Аренкау берет ее замуж. Девушка рванулась, но ее крепко держали и тащили дальше. Ее подвели к открытым дверям маленькой деревянной церквушки, около которой стояли Мартинсон, Гэматагин и Кальтэк. Американца забавляло происходящее. Чукчи боязливо поглядывали в церковь, где царил полумрак.

Из церкви вышел Агафопод. Воспаленные глаза казались безумными и никого не видели. Борода свалялась в войлок, и в ней застряли крошки. Длиннополое пальто с вытертым воротником и надорванным рукавом потеряло свой первоначальный коричневый цвет и лоснилось от жира и грязи. Из многочисленных дыр торчала вата. Но поверх пальто висел тускло поблескивавший крест. Агафопод был с обнаженной головой. Оглядев собравшихся, он с трудом хриплым голосом произнес:

— Веди агнца к алтарю.

Последние слова не поняли чукчи, и это разозлило Агафопода:

— Что глазища идольские вытаращили? Божьего престола не знаете, антихристы, прости меня господи.

Тут Агафопод осенил, себя крестом и как-то случайно его глаза скользнули по оттопыренному карману Мартинсона и заметили в нем бутылку. Агафопод повеселел и ощутил приступ жажды, но он знал, что американец не даст и глотка, пока Аренкау не будет обвенчан со своей второй женой.

Дальше Агафопод действовал весьма решительно, энергично. Он почти силой загнал всех в церковь. Там было темно и холоднее, чем на улице. Чукчи боязливо озирались. Гэматагин и Кальтэк спрятались за спиной Мартинсона, но Агафопод приказал Кальтэку стать за Аренкау, а Мартинсону за Вуквуной и, подняв над ними крест, заговорил так быстро, что никто не разобрал ни слова. Чукчи боязливо ждали конца заклинаний Агафопода, а Мартинсон наслаждался необычностью происходящего.

Вуквуна испуганно отшатнулась, когда Агафопод ткнул ей в губы крест. Потом он то же самое сделал с Аренкау и сказал:

— Теперь вы богом нареченные муж и жена. Идите.

Все заторопились. Мартинсон достал из кармана бутылку рома и передал ее попу. Поп поспешно закрывал церковь и что-то мурлыкал себе под нос…

Весь день Оттыргин искал Вуквуну на ярмарке, но так и не встретил. Он был в отчаянии. Куда девалась девушка? Она же сказала, что будет у церкви. Десять, сто раз возвращался он к условленному месту, но Вуквуны не было. Старый Аренкау не выпускал ее из яранги. Вуквуна стонала, рвалась, а потом бездумно лежала в пологе, и у нее уже не было желания уходить, почему-то стала опасаться встречи с Оттыргиным. Постепенно она присмирела, и на рассвете следующего дня уже помогала разбирать ярангу Аренкау, который, получив новую партию товаров от Мартинсона, спешил в тундру. Аренкау и Мартинсон были довольны друг другом. Их союз процветал.

2

— Я же сказал, чтобы из каждой яранги принесли по два песца! — раздраженно говорил Струков чукче-переводчику. — Это все?

Струков поднял руку, на которой болталась плетка, и указал на кучу меха, лежавшего у входа в ярангу.

Стайн, Струков и Бирич сидели в лучшей яранге стойбища, последнего перед Усть-Белой, и пили чай.

Стайн одобрял поведение начальника милиции. Чем жестче и непреклоннее будешь с туземцами, тем послушнее и сговорчивее они будут. Надо приучать их к порядку, к уважению властей. К тому же Стайн знал, что Струков поделится с ним пушниной. Об этом Дмитрий Дмитриевич ему прямо сказал при выезде.

Трифону Биричу было безразлично. Если Громов дерет с его отца, то почему бы Струкову не поживиться за Счет чукчей? Да и не обеднеют эти дикари от пары шкурок. В тундре зверя много. Чукчам только и гоняться за ним. На другое они неспособны. Бирич взял флягу и, отвинтив колпачок-стопку, наполнил ее спиртом, выпил и торопливо закусил мороженым, тонко наструганным оленьим мясом. Трифон протянул флягу Струкову. Тот выпил и вышел из яранги в сопровождении переводчика. Был ранний вечер. Огненный закат залил полнеба. Слабый ветерок нес поземку. Недалеко тесно сбилось небольшое стадо оленей. Людей не было видно. Стойбище словно вымерло. Только собаки грызлись у яранг. Струков хлестнул себя по ноге плеткой.

— Попрятались, стервы! Я их научу выполнять распоряжения! — он указал на ярангу, мимо которой проходил. — Здесь отдали шкурки? Нет? Сейчас заставлю!

Они вошли в ярангу, освещенную жирником. В ней было полно народу. Громкий говор сразу стих. Взрослые и дети с испугом смотрели на Струкова. Он приказал переводчику позвать хозяина. От очага поднялся старик и подошел к Струкову. Он был ростом ниже начальника милиции и смотрел на него подслеповатыми глазами, подняв лицо.