Пламя над тундрой - [101]

— Вечером принял, ждал, когда Учватов домой уйдет. От американцев вернулся навеселе, хвастался, что скоро богатым станет, торговать будет.

— Товарищи! Послушайте, — взволнованно перебил телеграфиста Михаил Сергеевич, Мандриков присел у печки и стал читать, поднеся листок к огню. Бумага в его руках казалась красной.

— Товарищи! Английские и американские войска оставили Архангельск и Мурманск! Освобожден от белых Воронеж!..

Мандриков повернулся к Титову и горячо поблагодарил:

— Хорошую ты весть принес, Василий Никитович, Спасибо тебе!

— Чего там, — застенчиво махнул рукой Титов и заторопился. — Пойду на станцию. Может, еще что будет.

Закрыв за ним дверь, Мандриков сказал Клещину:

— Готовь упряжку! Едем на копи…

— Я тоже, — потянулся к своей кухлянке Берзин, но Мандриков его остановил:

— Пожалуй, не стоит. Не надо, чтобы нас там пока видели вместе.

— Сергеич прав, — согласился Булат. — За всех шахтеров поручиться нельзя. Правда, Малинкин и Кулемин у Толстой Катьки гуляют. Сегодня при свете будешь, Сергеич, говорить. Нельзя все время в темноте. Шахтеры должны видеть, кто с ними говорит. Обещал им привести человека, который Ленина видел. Ждут тебя.

— Я же… — нетерпеливо начал Берзин, который имел больше оснований говорить о Ленине, но Мандриков мягко сказал:

— Прошу тебя, Август. — Мандриков видел, как устал Берзин, и хотел, чтобы товарищ отдохнул.

— На нарте могут уехать только двое, — напомнил Булат.

— Хорошо, — неохотно уступил Август, почувствовав страшную слабость. — Поезжай, Михаил…

Мандриков торопливо оделся и вышел вместе с Клещиным, который был несколько разочарован… Он мечтал привезти на копи своего бывшего комиссара.

…В бараке не спали. Обещание Клещина, что он привезет верного человека, знающего Ленина, взволновало всех. К тому же приезд большевика после ареста двух горняков казался шахтерам особенно смелым. Значит, большевики не боятся колчаковцев. Это поднимало настроение.

Когда Мандриков в сопровождении Клещина вошел в тускло освещенный барак, его первым встретил Мальсагов.

— Приехал? Ай хорошо, делу большую пользу дашь. Шахтеры совсем головы повесили. Подойди к Семену. Он хочет тебя видеть. — Михаил Сергеевич присел на нары рядом с Гринчуком, пожал ему руку. Семен спросил:

— Как Бучек, Галицкий?

— Молодцами держатся, — Мандриков рассматривал Гринчука.

— Вызволить бы их, а на их место колчаковцев, — он так разволновался, что хотел приподняться, но Евтуги придержал его за плечи, укоризненно причмокнул:

— Зачем так. Ай-ай.

Гринчук болезненно сморщился — резкое движение отдалось в голове:

— Голова трещит, как треснутый глечик.

— Лежите спокойно, товарищ, — посоветовал Мандриков. — Скоро вы понадобитесь, чтобы освободить друзей.

Мандриков услышал, что шахтеры говорят о нем:

— Так этот, что ли, Ленина видел?

— Видать, он самый.

Михаил Сергеевич отошел от Гринчука и вышел к столу, чтобы его лучше видели при свете лампы. Сразу же смолкли разговоры, наступила тишина. Шахтеры сидели плечо к плечу. Задымили цигарки. Усатые и бородатые лица, морщины, усталые настороженные глаза. Михаилу Сергеевичу показалось, что он уже где-то видел этих людей. Где же? Да когда машинистом ходил на миноносце на Балтике. Вот так же ночами собирались матросы в кубрике и слушали при свете коптилки питерского товарища, объяснявшего задачи пролетариата в революции…

Молчание затянулось. Шахтеры ждали, что скажет ночной гость. Кто-то не выдержал, первым нарушил молчание:

— Так какой лицом-то будет Ленин-то?

Мандриков увидел, как шахтеры подались в его сторону, и вспомнил, как всколыхнулись делегаты Третьего Всероссийского съезда Советов, когда на трибуну торопливой деловой походкой поднялся Ленин и, чуть картавя, заговорил…

В бараке стало так тихо, что было слышно, как в печке рассыпаются перегоревшие угли. Шахтеры даже затягивались из своих цигарок так осторожно, чтобы не пропустить ни одного слова Михаила Сергеевича…

Исчез душный барак, раздвинулись его мрачные стены. Питер стал так близок и видим шахтерам, точно не было между ним и Ново-Мариинском многих тысяч верст тайги, сибирских хребтов, тундры… Люди видели шагающие по Невскому проспекту отряды Красной гвардии, ярко освещенные, многолюдные, с плавающими облаками махорочного дыма коридоры и кабинеты Смольного, «Аврору» на Неве, гнали перед собой колчаковцев и деникинцев, освобождали Воронеж, шли в атаку, сидели в зале Третьего Всероссийского съезда Советов и слушали Ленина… Им казалось, что сквозь вой океанского ветра шуршание снега по крыше барака они слышат голос простого и такого необыкновенного человека, который призывает всех здесь, в далекой заснеженной земле, поднять красное знамя, которое сейчас горит над Москвой, над многими селами и городами России…

Давно погасли цигарки. Шахтеры забыли закурить новые. Обнявшись за плечи, чувствуя тепло друг друга, они слушали человека, который видел Ленина. Им казалось, что они сами слышат Ильича…

— Так чего же ждать, — вырвалось у пожилого шахтера. — По шеям Громова и всю его шатию!

— Тише, Харлов! — остановил его Клещин. — Еще не время! Надо подготовиться. Сила-то пока на их стороне.