Пламя над Англией - [2]

– Но, надеюсь, вы простите мне мою необразованность, – продолжала Елизавета, – если я на простом английском языке попрошу предоставить вам выходной, чтобы вы запомнили этот день. – При очередном взрыве приветствий она обернулась к старшему наставнику, доктору Томасу, которому осталось только поклоном выразить свое согласие.

– Я не сомневалась, что это еще сильнее расположит вас ко мне, – сухо добавила королева. Она не ошиблась, ибо дни отдыха в то время в Итоне были крайне редки. – Однако, не забывайте древнее изречение Демосфена:[7] «Слова грамотеев – книги неграмотных». Поэтому будьте усердны в науке ради тех, кто менее удачлив, чем вы.

Продемонстрировав таким образом свою эрудицию, она передала книгу фрейлине и спустилась с возвышения для кафедры.

В школьном дворе ее глазам представилась совсем другая сцена. Вместо школяров в их унылых одеяниях королеву поджидали ее кареты, лакеи, алебардщики в красном. Для прощания с августейшей посетительницей выстроились ученики, живущие в частных домах под присмотром классных дам или, как их называли, хозяек. В начальных классах места для них не были предусмотрены, и вообще, их обучение в Итоне являлось нарушением традиционных правил. Нарядно одетые в шелка и бархат, они стояли во всем блеске юношеской энергии, вместе с их личными наставниками. Глаза Елизаветы засверкали, а сердце забилось быстрее при виде этих крепких почек на дереве Англии, чей рост она заботливо лелеяла уже двадцать три года. В случае необходимости королева без колебаний рубила сучья острым топором, но большей частью она следила, чтобы дерево буйно росло без единого надреза на коре. Все налоги и подати, с которыми с трудом справлялся ее народ, все долгие бдения с министрами, все тонкие и опасные дипломатические ухищрения с императором,[8] с Валуа[9] в Париже, с Филиппом в Мадриде, здесь, в этом залитом солнцем дворе, казались ей полностью оправданными. Высокие и крепкие парни, глядевшие на королеву сияющими глазами, ибо она была их славой, являлись ее опорой и гордостью.

Елизавета посмотрела на учеников, стоящих справа, и ее внимание привлекло какое-то движение. Наставник вытолкнул одного из мальчиков в первый ряд, а другого увлек назад.

– Стань подальше, Робин, рядом со мной, – произнес он раздраженным шепотом, достигшим ушей королевы. – А ты, Хамфри, займи место впереди.

Очевидно, любимый ученик должен был стать в первом ряду, чтобы, если ему повезет, попасться на глаза государыне. Довольная улыбка Хамфри обнаруживала уверенность в том, что он заслужил это предпочтение.

Второй мальчик, Робин, шагнул назад без сопротивления и признаков возмущения. Он привык занимать второе место, но не потому, что был глупее, ленивее или ниже по положению своего товарища, – чтобы убедиться в этом, было достаточно бросить взгляд на его лицо. Однако, суета с перестановкой была затеяна с явным намерением его унизить. Мальчик шагнул назад, стремясь больше видеть самому, чем быть увиденным. Великая королева, владевшая их умами и сердцами, проходила мимо них к своей карете. Наблюдать за ней было достаточной наградой, что Робин и делал, полуоткрыв рот и устремив взгляд на ту, которая казалась ему скорее богиней, чем женщиной.

Однако, Елизавета была в первую очередь женщиной. Поэтому ей не нравились назойливые субъекты, которым следовало бы скромно ожидать приказаний, а не командовать самим. На ее губах мелькнула мрачноватая усмешка. Этому наставнику нужно указать его место. К тому же королева любила красивых и крепких юношей, а к ним явно относился ученик, теперь почти скрывшийся за спиной воспитателя.

– Позовите-ка мне этого паренька, любезный учитель, – сказала она.

Ее тонкий голос достиг ушей злополучного наставника, который бросился навстречу гибели.

– Хамфри, тебя зовет ее величество! – засуетился он, выталкивая вперед своего любимца. Взгляд черных глаз королевы стал суровым, заставив воспитателя затрепетать и опустить голову.

– Нет-нет! – воскликнула она более твердым и громким голосом. – Вы намерены растолковывать мне мои желания, словно стряпчий? Знайте, мистер Хорек… – Елизавета обладала великим даром давать прозвища, и в данном случае она не могла придумать лучшее. Наставник был высок и тощ, с маленькими, быстро мигающими, красноватыми глазками, тонкими женскими губами, покатым лбом и острым подбородком; его лицо казалось вытянутым к кончику длинного носа. – Мистер Хорек! – Елизавета с удовольствием повторила прозвище, и по рядам мальчиков пробежал смешок. Даже ректор и старший наставник улыбнулись. Голова учителя склонилась едва ли не до земли, поэтому никто не заметил исказившей его лицо гримасы злобного бешенства. Она свидетельствовала о том, что он никогда не простит этих слов королеве, а радостного смеха – мальчику, явившемуся его причиной.

– …Знайте, мистер Хорек, что в этом королевстве я решаю, кому стоять впереди, а кому сзади. Раны Христовы! Мистер ректор, оказывается, воспитатели в Итоне больше нуждаются в обучении, чем ваши школяры! Дайте это понять мистеру Хорьку, чтобы мне самой не пришлось брать в руки розгу!