Пламя над Англией - [3]

Елизавета могла поддразнивать своих придворных и обмениваться шутками с крестьянами в полях, но когда она хотела, то становилась не менее грозной, чем король Гарри,[10] и сейчас был как раз такой момент. Наставник съежился, охваченный ужасом. На его лбу выступил пот, колени заметно дрожали. Королева публично выставила его дураком, но она могла и заковать его в колодки, словно вора.

Однако, Елизавета удовлетворилась преподанным уроком. Она снова посмотрела на главу школы.

– Позовите-ка мне этого парня с каштановыми волосами.

– Робин Обри! – позвал тот, к кому она обратилась. Ряды расступились, и мистер Хорек, облегченно вздохнув, отступил в сторону. Но он все еще держал голову опущенной, дабы никто не мог увидеть страх и злобу в его глазах.

Сам Робин Обри едва ли пребывал в более счастливом настроении. Этого четырнадцатилетнего мальчугана, имевшего в жизни ясную цель, обуревали мечты, в центре которых всегда был образ великой королевы. И вот теперь она выбрала его среди других учеников и подозвала к себе. Робин был уверен, что не сможет пересечь пятно солнечного света, отделяющее его от королевы. Слезы слепили его глаза. Самое большее, на что он мог надеяться, – это упасть и умереть у ее ног. И все же каким-то чудом Робин подошел к Елизавете и опустился перед ней на колени. Не осмеливаясь поднять на нее взгляд, он почувствовал, как ее точеная рука опустилась ему на плечо и услышал голос – простой женский голос, теплый и ласковый.

– Робин Обри, – повторила королева, любуясь чисто английским именем.

– Из Эбботс-Гэп в графстве Дорсет.

Это произнес стоявший парой шагов позади королевы бледный, чернобородый мужчина болезненного вида.

– Как? – весело воскликнула Елизавета. – Мой добрый Мавр знает тебя? Быть может, ты был пажом при дворе императора?[11]

«Добрым Мавром» был государственный секретарь сэр Френсис Уолсингем; с прозвищем ему повезло больше, чем сэру Кристоферу Хэттону, вице-камергеру королевы, которого она именовала своим «Бараном». Однако, кличка не вызывала особого восторга у сэра Френсиса, который сдержанно улыбнулся.

– Ваше величество, отец мистера Обри был моим другом, – спокойно ответил он, и Робин сразу же понял, кто это такой.

– Робин Обри, – снова повторила Елизавета. – Значит, ты чистокровный англичанин!

– И в лице вашего величества преклоняю колени перед всей Англией!

Робин не смог бы придумать фразы, более радующей слух королевы, даже если бы он целый год учил ее наизусть, а не выпалил в порыве волнения. Елизавета больше всего на свете гордилась тем, что она чистокровная англичанка, и, несомненно, именно поэтому у нее было так много общего с ее народом – с присущими ему спортивным духом и безыскусным юмором.

– Славный парень, не так ли, сэр Френсис? – сказала королева, удовлетворенно вздохнув. – Сколько же тебе лет, малыш Робин?

– Четырнадцать, ваше величество. – И он поспешно добавил: – Но в следующем месяце мне исполнится пятнадцать.

– О Боже, ты уже почти мужчина! – воскликнула Елизавета. – А куда ты отправишься после Итона?

– В Оксфорд.[12]

Возможно, за сегодняшний день Елизавета устала от науки, а быть может, она видела в Робине пажа, который бы украсил ее приемный зал. Ей нравились юноши такого типа. Вьющиеся каштановые волосы, широко посаженные карие глаза, красивой формы нос, упрямый подбородок, длинные худые руки и ноги, лицо слегка женственное, но не обнаруживающее слабости… Такие люди живут мечтами, но обладают достаточной силой духа, чтобы воплотить их в жизнь. Конечно, парень несколько щеголеват в его прекрасном камзоле и штанах, расшитых золотом, чулках из белого шелка, свисающем с плеч плаще из голубого бархата и алой плоской шапочке, которую он держал в руке. Глядя на него, Елизавета, безусловно, думала, что он стал бы заметной фигурой в Уайтхолле.[13]

– Оксфорд! – произнесла она с легкой гримасой. – Тратить зрение на книги!

– Нет, ваше величество, я надеюсь потратить его на шпагу и использовать ее на вашей службе.

– Ну еще бы! – сухо откликнулась королева. – Ты завоюешь всю землю и вручишь ее в качестве рождественского подарка бедной женщине, которая желает только жить в мире и дружбе с ее соседями. Уж лучше ты, как школяры в холле, написал бы для меня оду, умоляя выйти замуж и иметь кучу детей.

– Ваше величество! – воскликнул Робин, откинув голову. – Если бы я был взрослым и принцем вдобавок, то написал бы оду, в которой превзошел бы всех школяров, вместе взятых!

Неужели это он, Робин Обри, так смело, свободно и радостно обменивался любезностями с самой королевой Англии? И при этом слова сами собой слетали с его губ! Он пребывал в состоянии такого напряжения, когда человек словно раздваивается: одна его половина говорит и действует, а другая стоит рядом, критикуя или одобряя каждые слово и жест. Как же воспримет ее величество такую смелость? Не преподаст ли она ему такой же урок, как мистеру Хорьку? Робин затаил дыхание, но ее величество громко расхохоталась и потрепала его по плечу.

– Льстец! – с явным удовольствием заметила она. – Мсье д'Алансон[14] имеет соперника – ему следует остерегаться. – В этот момент ее взгляд упал на злополучный бант, висящий на рукаве. Уже не раз она оборачивала жизненные неприятности себе на пользу в великих делах – пусть же одна из них послужит ей в малом.