Пламя и ветер - [43]

— Ах это вы, пан советник Мах? — просияла старушка. — Вот приятный сюрприз! Вы тоже были на похоронах?

— Да, случайно, совершенно случайно. Соскучился по милым могилам, и вот, оказалось, смог отдать последний долг дочери своей доброй знакомой. О боже, сколько раз ее мамаша сослужила мне добрую службу в давние дни моей юности!

— Много лет я вас уже не видала, пан советник.

— Много лет, да, да. А эта девочка — дочка Фассати?

Клара зарделась и не знала, куда деть руки и ноги.

— И не зайдете ко мне в гости? — с дружеской укоризной сказала Коралкова.

— О боже, как же не зайти! Я о вас всякий раз думаю, когда вспоминаю доброе старое время. Обязательно навещу вас, дорогая моя, вас и всех своих знакомых, кто еще остался в живых.

Они медленно шли позади уходящих с кладбища людей.

— Я задержусь здесь немного, если разрешите, хочу побывать на могиле писателя Карела Владислава Запа[24], — сказал советник.

— Я охотно пошла бы с вами. Каждый год, в день поминовения усопших, я навещаю его могилу, а Кларинка ставит там свечку. Ведь мы знаем, — не правда ли, Кларинка, — что он был достойнейший человек и великий патриот, этот учитель.

Клара очаровательно поклонилась и что-то прошептала.

— Мы с ним, сударыня, вместе сидели на университетской скамье, — сказал старый господин. — Были однокашниками. Да и потом еще встречались, пока он не переехал в Польшу, во Львов. Да, фамилия Зап была известна во всем славянском мире. Он первым познакомил нас с творениями бессмертного Гоголя, в тысяча восемьсот тридцать девятом году в «Кветах»[25] вышел его перевод «Тараса Бульбы». А его друг, юный Карел Гавличек-Боровский[26], по его просьбе тоже переводил произведения этого великого русского писателя.

День был пасмурный, ветер метался и шумел в листве старых деревьев. Похоже было, что начнется дождь. Но потом небо вдруг прояснилось, и когда советник и его приятельница стояли у могильной ограды Запа, солнце уже сияло и яркие блики играли на памятнике.

Старики склонили головы, перекрестились, с минуту постояли молча, потом пошли к выходу.

— Так проходит жизнь! — Советник покачал головой.

— Молодость не вечна, — улыбнулась старушка. — С этим надо смириться. Я уже давно смирилась.

— Да, да, что еще остается? Но, сказать по правде, не очень-то хочется смиряться.

— Вам-то что, пан советник, у вас есть дети, продолжение вашей жизни. А я? Умру, как бесплодная смоковница. — Голос старушки дрогнул, она пошарила в ридикюле и вынула платок. — А впрочем, — продолжала она уже ровным голосом, — у меня есть Клара, она мне все равно что родная дочь.

Они медленно вышли с кладбища. Клара шла впереди.

— Так приходите же к нам в гости, пан советник, почтите нас своим визитом. Буду вас ждать, дорогой друг.

— Непременно, непременно, сударыня, — заверил, прощаясь, советник. — Этого и сердце требует. Нам есть что вспомнить. Так мало уже осталось тех, кто жил в чудесные времена нашей юности. Поговорим, вспомним былое, ведь о нем можно беседовать часами.

Когда старики вспоминают молодость, в них словно бы снова течет юная кровь, глаза сияют, а голос мгновениями напоминает звуки далекой скрипки, которые на волнах аромата плывут над цветущими росистыми лугами куда-то в весенние сумерки.

И вот советник Вацлав Мах сидит в тесной комнатке мадемуазель Коралковой во втором этаже дома Фассати. Окно комнатки выходит во двор и в старый сад. Хозяйка и гость пьют кофе со сливками и сладким пирогом.

— О молодости можно говорить бесконечно, — покачивает головой советник.

Глаза старика под густыми седыми бровями блестят синевой, как кусочки лазурного неба среди белых облаков.

Кларе Фассати, которая сидит у тетушки, врезались в память эти синие глаза.

— Слушай и запоминай все, что расскажет пан советник, — наставляла ее тетушка перед приходом гостя, которого радушно приветствовал и сам Фассати. Ах боже, старый друг, старый добрый друг его матери!

— Друг Розины Бржезиновой, в замужестве Фассати, — сказал Мах. — Прелестная была девушка. Очарованье! Цветочек! Алая роза!

— Иной раз, правда, роза с шипами, как она сама нам говаривала, — усмехнулся Фассати.

— Что ж, молодость есть молодость. Но разве сравнишь наше поколение с нынешним! В наше время юность была невинна, целомудренна. А нынче? Мне, как судье, — я ведь старший советник юстиции, — приходится, знаете ли, многое слышать и видеть, уважаемый пан ресторатор.

Фассати недолго задержался у тетушки, потому что в игорной комнате снова засели картежники. Ему, мол, всюду приходится управляться самому — есть, правда, сыновья, но у тех свои дела. И Фассати поспешил вниз.

— Конечно, не стоило б столько времени отдавать трактиру, ведь света божьего не вижу, — сказал он перед уходом. — Но что поделаешь, иначе не получается. Без меня все пошло бы прахом. Одно утешение: не ради себя я тружусь, ради детей.

— Верно, верно, милый Фассати, — согласился советник. — Таков родительский удел: пока навеки не закроем глаза, все заботимся о детях.

Он долго распространялся о своих детях и внуках, наконец вспомнил: почтальоншу Вытейчкову и Запа, но к этому моменту уже устал от разговоров и ему захотелось покоя. Оно и понятно: когда человеку за восемьдесят, трудновато провести без отдыха целый день.