Пламя и ветер - [167]
Ни гимназический учитель литературы Снупек, ни законоучитель Коларж этих стихов не читали, однако же высказались о них. Законоучитель на уроке в первом классе распространялся о «смутьянах, кои хотят поджечь мир, ненавидя всех людей, ибо по собственной лености не преуспели в жизни. На том свете они предстанут перед всевышним и не получат прощения, суждено им вечно гореть в геенне огненной». В шестом классе Коларж метал громы и молнии на таких недоучек, как Хлум, которые осмеливаются публично поносить родной город и тем самым оскорблять отечество. Учитель Снупек упомянул о Хлуме на уроке в восьмом классе: мол, нынешние журналы отличаются низким уровнем, они — свидетельство не только измельчания редакторов — где же современные Крамериусы[77], Грегры[78], — но и падения вкуса читателей, поскольку они мирятся с тем, что в журнале появляются такие вирши, как написал этот бездарный землекоп Петр Хлум. Врхлицкий — и Хлум, разве могут сравниться их стихи! Орел и воробей!
Грдличка, зайдя к Роудному, восхищался этими стихами. Вот с чего Петр начинает свой литературный путь — не с любовных стихов, как все поэты, а сразу с гражданской поэзии! Как ярко он изобразил обстановку, в которой все мы живем!
— Он жаждет активности, ему опротивела бездеятельная жизнь, — критически разбирал стихи Роудный. — Умные стихи. У Петра бесспорно талант. Но зачем же:
Разве вокруг только тоска? Нет!
со смехом процитировал Грдличка. — До чего метко сказано о наших обывателях! Вижу их, как живых, этих пузанов! Охотно нарисовал бы на них карикатуру. В набитом брюхе для них весь смысл жизни, это их идеал, высший идеал!
— Правильно, что мы клеймим такие идеалы, — сказал Роудный. — Нам претят мещанские нравы. Тот, кто верит в высокие идеалы человечества, не позволит себе упасть духом, будет стойко бороться за них. К сожалению, молодежь иной раз быстро разочаровывается во всем, что не по ней, и сразу готова бежать за тридевять земель. Так это? По большей части так.
— Молодые люди острее, чем старшие, реагируют на то, что им не нравится, это верно. Но неверно, что они сразу опускают руки, — возразил Грдличка. — Разве Петр поступил так? Разве он не начинает действовать? И разве я не борюсь, как могу, с мещанством? Я не оратор, не философ, мое оружие — кисть художника. Я борюсь своим искусством, которое не приносит мне ни гроша на пропитание.
— Я не нападаю на молодежь, вы меня плохо поняли, — возразил Роудный. — Я только говорю, что нельзя падать духом, надо отстаивать принципы, в справедливость которых веришь, надо стремиться провести их в жизнь, добиваться того, чтобы не было эксплуатации человека человеком, не было бедняков, чтобы все люди жили одной счастливой семьей.
— Мне бы вашу веру! — тряхнул шевелюрой Грдличка.
Вошел Густав и, ругаясь, вытащил из кармана журнал «Гласы з Подхлуми».
— Еще тепленький! Я ждал его, Габада говорил, что разгромит нас в этом номере. Вот, пожалуйста, что он пишет: мол, мы сброд, ха-ха, подонки, продались немцам и евреям!
— Поистине серьезная критика принципов нашей партии, — усмехнулся Роудный.
— И какое открытие! До сих пор я не знал, что вы продались Густаву. Поэтому, очевидно, вы иногда на радостях угощаете его черным кофейком!
— Подумать только, писать о нас заведомую ложь! Ну и подлец этот Габада и иже с ним. Меня честят человеком без принципов, и не только меня, всю нашу партию! Мол, социал-демократы — плохие патриоты. Это, видите ли, потому, что я симпатизирую немецким, французским, русским пролетариям. А вот они принципиальны, когда пресмыкаются перед эрцгерцогом, пангерманцем и вельможей, — возмущался Роудный.
— И с окружным начальником они заодно, а он главный габсбургский холуй во всей округе, — гневно воскликнул Густав. — Они, видите ли, не наемники, не продажные шкуры!
— Окружной начальник Гейда даже дома говорит только по-немецки, совсем онемечился, австрийский ставленник! Чем он, собственно, занимается, почему ему платят за наш счет большое жалованье? За ежедневные доносы! А наши обыватели гнут перед ним спину. Правда, не все, далеко не все, не хочу быть несправедливым. Есть и порядочные люди, их не так уж мало.
— Но в большинстве наши земляки — странные типы, — не унимался Густав. — Думают одно, говорят другое. На улице кланяются важным шишкам, а дома честят их на чем свет стоит!
— А вы, Густав? Ведь и вы в них заинтересованы, вот в чем дело. Я сам учтиво кланяюсь всем этим боровам, хотя презираю их. Потому, сударь мой, раскланиваюсь, что надеюсь: может быть, все-таки кто-нибудь из них закажет мне портрет жены или дочери.
Огромное войско под предводительством великого князя Литовского вторгается в Московскую землю. «Мор, глад, чума, война!» – гудит набат. Волею судеб воины и родичи, Пересвет и Ослябя оказываются во враждующих армиях.Дмитрий Донской и Сергий Радонежский, хитроумный Ольгерд и темник Мамай – герои романа, описывающего яркий по накалу страстей и напряженности духовной жизни период русской истории.
Софья Макарова (1834–1887) — русская писательница и педагог, автор нескольких исторических повестей и около тридцати сборников рассказов для детей. Ее роман «Грозная туча» (1886) последний раз был издан в Санкт-Петербурге в 1912 году (7-е издание) к 100-летию Бородинской битвы.Роман посвящен судьбоносным событиям и тяжелым испытаниям, выпавшим на долю России в 1812 году, когда грозной тучей нависла над Отечеством армия Наполеона. Оригинально задуманная и изящно воплощенная автором в образы система героев позволяет читателю взглянуть на ту далекую войну с двух сторон — французской и русской.
«Пусть ведает Русь правду мою и грех мой… Пусть осудит – и пусть простит! Отныне, собрав все силы, до последнего издыхания буду крепко и грозно держать я царство в своей руке!» Так поклялся государь Московский Иван Васильевич в «год 7071-й от Сотворения мира».В романе Валерия Полуйко с большой достоверностью и силой отображены важные события русской истории рубежа 1562/63 года – участие в Ливонской войне, борьба за выход к Балтийскому морю и превращение Великого княжества Московского в мощную европейскую державу.
После романа «Кочубей» Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом «Над Кубанью», в трех книгах.Роман «Над Кубанью» посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.Автор прослеживает судьбы многих людей, судьбы противоречивые, сложные, драматические.
Таинственный и поворотный четырнадцатый век…Между Англией и Францией завязывается династическая война, которой предстоит стать самой долгой в истории — столетней. Народные восстания — Жакерия и движение «чомпи» — потрясают основы феодального уклада. Ширящееся антипапское движение подтачивает вековые устои католицизма. Таков исторический фон книги Еремея Парнова «Под ливнем багряным», в центре которой образ Уота Тайлера, вождя английского народа, восставшего против феодального миропорядка. «Когда Адам копал землю, а Ева пряла, кто был дворянином?» — паролем свободы звучит лозунг повстанцев.Имя Е.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.