Пламя и шелк - [50]

– И что мне делать? Спросить моего отца, не поручал ли он перехватить тайного гонца к французам и не подыгрывал ли он Голландцу? – Мадлен гневно покачала головой. – Как ты себе это… – Она замерла, сообразив, чего хочет от нее Лукас. – Я должна шпионить за ним? Следить за отцом? Нет, Лукас, этого я делать не буду. Мы сейчас говорим о моем отце! Ты не можешь требовать от меня ничего подобного. Тебе должно быть ясно, что он невиновен.

– Мадлен…

– Нет, Лукас, мне все равно, что требует от тебя твой епископ. Я не буду помогать в деле, которое может привести моего отца к гильотине, что бы он ни сделал.

– Мадлен, да послушай же…

– Нет, мне пора. Я не могу этого больше выносить. Как ты только можешь? Я думала, ты наш друг. Я думала, мы друзья. А теперь ты хочешь моего отца… – Девушка содрогнулась. – Как вы поступаете с предателями? Нет, я не хочу этого знать. Я должна уйти отсюда, – раздраженно протестовала она, пытаясь протиснуться мимо него к двери.

– Мадлен, остановись, черт побери! – Лукас схватил ее за руку и так сильно дернул в свою сторону, что она просто врезалась в него.

Лукас непроизвольно обхватил Мадлен руками, заключив ее в крепкие объятия. Она замерла, лихорадочно дыша в такт своему сердцу, которое, казалось, готово было выскочить из груди.

– Отпусти меня, Лукас!

– Нет, сначала ты меня выслушаешь. – Его глаза потемнели, и по тембру голоса было слышно, что он также не на шутку разозлился. – Я никогда не утверждал, что твой отец виноват. Я должен расследовать это дело, это мой долг. И только таким образом я могу выяснить, что действительно за всем этим кроется. Но для этого мне нужна твоя помощь.

Она молча смотрела на него. И даже немного расслабилась, но все равно чувствовала, что ей нечем дышать.

– Я не так близорук, как ты думаешь. – Он все еще был разгневан. – И прежде всего тебе должно быть ясно, что я не делаю скоропалительных выводов. Извлекая уроки из того, что мне пришлось пережить в прошлом.

Захваченная его откровениями врасплох, Мадлен прикусила нижнюю губу. Он прав. Обвинения настолько шокировали ее, что она даже не попыталась увидеть всю ситуацию со стороны Лукаса. Они смогут отбросить любые подозрения по отношению к ее отцу, когда выяснят все обстоятельства произошедшего.

– Извини. Мне очень стыдно. Я не имела права так взрываться. Это было несправедливо и еще…

– Что?

– Это неприлично.

Наконец-то Лукас немного расслабился, благодаря чему Мадлен смогла отступить на шаг. Однако его взгляд все еще не отпускал ее.

– Ты продолжишь?

– Да – примирительно, но твердо промолвила она. – Женщина ни при каких обстоятельствах не должна повышать голос, тем более – терять самообладание.

– Почему не должна?

Его вопрос, выдававший искреннее непонимание, заставил ее наморщить лоб.

– Потому, что женщине это не пристало. Это портит ее репутацию, говорит о ее плохом воспитании.

– Что за глупости! – Лукас насмешливо фыркнул. – Позволь мне предположить, что твой дорогой Петер не любит, когда ты свирепствуешь и когда с ним ругаешься.

– Мы никогда не ругаемся. – Она отступила еще на шаг назад и перевела взгляд на груду кожи на полке. – Это ни к чему, когда люди понимают друг друга.

– То есть ваши мнения всегда совпадают?

– Да. – Она запнулась, колеблясь. – Нет, не всегда, но из-за этого не нужно сразу начинать спорить.

– Поэтому ты сдаешься и сразу ему уступаешь? – Он сухо рассмеялся. – Или он просто делает все, чтобы тебе понравиться?

– Это неправда!

– Ты имеешь право спорить со мной, Мадлен. Я не буду против, если ты станешь высказывать свое мнение мне в лицо.

– Я вообще не хочу ни с кем спорить.

– Но иногда это неизбежно – и важно! Гроза очищает воздух, поэтому можешь спокойно кричать на меня, если сочтешь это уместным.

Пытаясь снизить накал страстей и тональность их напряженного диалога, Мадлен механически одергивала складки своего платья.

– Стоит моим сестрам затеять перепалку, я всегда стараюсь все сгладить. Когда женщины – или девушки – напускаются друг на друга, это производит далеко не лучшее впечатление на окружающих..

– Есть разница, о чем спорить. Детские препирательства – это нечто иное, чем жаркий спор или праведный взрыв ярости.

Мадлен негромко вздохнула.

– Когда женщина повышает голос, вы это чаще всего рассматриваете как детское препирательство.

– Только не я.

Размышляя над его словами, она подняла глаза и уперлась в спокойный и открытый взгляд Лукаса.

– Почему ты такой… – она не закончила вопрос, потому что не смогла подобрать подходящее слово.

– Какой?

Она пожала плечами.

– Я не знаю. Не такой, как все остальные. Почему тебя не задевает то, от чего другие недовольно воротят носы?

– Потому что, как по мне, лучше воспринимать людей такими, какие они есть на самом деле, а не в той роли, какую они себе сами придумали. Мне тоже достаточно доставалось – и чаще всего по делу, но бывало и незаслуженно, и я знаю, что испытываешь в таких ситуациях. – Он сделал один осторожный шаг в ее сторону, затем еще один, пока снова не подошел к ней вплотную. – Я знаю, что ты смелая, решительная женщина, которая может за себя постоять. Но при этом ты так часто боишься высказать свое мнение. Почему? Чего ты боишься, что такого ужасного может произойти, если ты покажешь миру, кто ты и какая ты на самом деле?