Пламенный насос. Естественная история сердца - [49]

Вся кровь обессиленного старика должна была перетечь в жилы юноши, который должен был уступить свою папе. Сложный эксперимент повторили трижды, в результате лишились жизни трое мальчиков, причем папе это не принесло никакой пользы, вероятно потому, что в их вены проник воздух⁷⁵.

В 1954 году голландский историк медицины Геррит Линдебум провел всестороннее исследование и не обнаружил никаких доказательств того, что такое переливание крови имело место⁷⁶. Линдебум так отозвался об авторе этой истории: «Выходит, его живое воображение создало неисторичные гипотезы»⁷⁷. От этой байки здорово пахнет «кровавыми наветами», и ее можно причислить к множеству ложных утверждений многовековой давности, согласно которым евреи пользуются кровью христиан, обычно младенцев, для своих грязных и гнусных целей.

Учитывая веру людей XV века в целительный эффект выпитой человеческой крови, можно преположить, что умирающему папе дали осушить чашу с зельем из крови этих детей – впрочем, всегда остается возможность, что и это всего лишь еще одно искажение, вызванное кровавыми наветами.

Успешное и безопасное переливание крови будет оставаться недосягаемым вплоть до начала XX века. Однако понадобилось множество внушающих жалость попыток, чтобы отвратить врачей от желания ввести в вены пациентов различные вещества, в том числе кровь.

Кристофер Рен (1632–1723) – английский математик, ученый и архитектор, который прославился проектом собора Святого Павла в Лондоне. Помимо этого, он интересовался экспериментами в области анатомии и физиологии. В 1656 году он написал в письме:

Вот самый замечательный эксперимент из тех, что я произвел в последнее время: через вену я ввел в кровь живой собаки вино и эль в достаточно больших количествах, до тех пор, пока животное не опьянело до крайности, и вскоре после этого обмочилось… Будет слишком долго рассказывать вам об эффектах опиума, скаммония[94]и других веществ, которые я испытал подобным образом. Я продолжаю эксперименты, которые, на мой взгляд, имеют огромную значимость и прольют свет на теорию и практику врачевания⁷⁸.

Аргументы в пользу введения вина снова исходят от вездесущего римского врача Клавдия Галена, который считал, что оно способствует образованию крови печенью. Эту практику отразил Кристофер Марло в пьесе «Тамерлан великий» (Tamburlaine the Great), написанной около 1587 года:

Вином пустые вены наполняя,

Затем что кровью станет в них вино[95] ⁷⁹.

Переливание алкоголя пациентам продолжалось до 1660-х годов, но к тому времени в медицинском сообществе начали изучать возможность переливания людям настоящей крови. Поддерживая длинную череду междоусобиц между Англией и Францией, чтобы претендовать на приоритет, врачи этих двух стран стали игнорировать работы друг друга, связанные с переливанием крови. Разбирая все это, можно прийти к двум почти несомненным выводам. В 1665 году британский врач и хирург Ричард Лоуэр (1632–1691) сделал первое прямое переливание крови нескольким парам собак: из сонной артерии одной в яремную вену другой. В каждой паре собаку-реципиента сначала обескровливали практически до смерти, а потом возвращали к жизни перелитой от второй собаки кровью. И в 1667 году французский врач Жан-Батист Дени стал первым, кто перелил кровь человеку, правда, от донора, который человеком не был[96].

Впечатленный работой Лоуэра, обнародованной двумя годами ранее, Дени (1635–1704) создал систему из металлических трубок и гусиных перьев и начал переливать своим пациентам кровь овец и телят. Одним из первых стал Антуан Моруа[97], получивший бычий вариант⁸⁰. Моруа описывают как «маниакально-депрессивного типа, страдающего психозом»⁸¹. Обоснованием явно странного выбора донора стала убежденность в том, что «мягкость» крови теленка может излечить то, что заставляло Моруа бить жену, бегать нагишом и поджигать дома.

Процедуру начали с того, что привязали Моруа к креслу и пустили кровь, предположительно чтобы освободить место для хорошей, избавившись от плохой. После этого он получил около 180 миллилитров телячьей крови, которую Дени через металлическую трубку ввел в вену на руке. Моруа жаловался на некоторое жжение в руке, но в остальном не было заметно никаких признаков серьезных побочных эффектов. Немного подремав, пациент проснулся и казался спокойным, что большинство зрителей, наблюдавших за процедурой, сочли более приемлемым, чем его обычное поведение.

К несчастью, второе переливание, которое сделали на следующий день по предложению жены Моруа, оказалось несколько менее успешным. В этот раз после гемотрансфузии пациент начал обильно потеть и в промежутках между выворачиванием обратно недавнего обеда (по описаниям, кусков бекона и жира) стал жаловаться на сильную боль в нижней части спины, говоря еще, что у него горит рука и подмышка. Вскоре после этого у Моруа начались озноб, лихорадка и сильное кровотечение из носа, пульс стал неровным. Потом пациент заснул, казавшись чрезвычайно усталым. Проснувшись только на следующее утро, он выглядел довольно спокойным (для себя) и сонным. Выразив желание помочиться, Моруа, как сообщается, произвел «большой стакан мочи такого черного цвета, словно ее смешали с каминной сажей»