Пламень очистительный - [80]

— Уф, упарилась. Хватит, довольно, жеребчики, надо ведь и себя чуток соблюсти, не одни вы, заводилы эдакие, приходится помнить о заказах толстопузых традиционалов, что надоели уж донельзя… Ну-ка, ну-ка, кому еще добавочка требуется? — Чутко среагировала ударница-многостаночница на призывное, как повсюду мерещилось, мычание-пыхтение, а тут аж двухголосое.

— О-о! Ребята, да я вам вовсе не нужна: раззадорились — перешли на самообслуживание!

Но прежде чем засунуть плеть в раструб ботфорта оделила-таки вниманием очередного мычащего из последних сил извращенишку, однако вовсе не эротично, даже штанов не спустив, а в качестве жеста прощания.

— Чау! — Удалилась отведшая душеньку Верка, грациозно по восходящей спирали завертевшись на столбе и оставив переводягу, как тот в самозабвенном порыве головой ни дергай, как с протектором ни бодайся, по сути, не обслуженным.

— Тьфу! — выплюнулся, наконец, на совесть вбитый кляп.

— Эй, эй! Эскорт-сервис, куда вы?! Подождите — у нас заявка…

— Все, мальчика, все. На сегодня сеанс закончен! А Берте приветик передам обязательно. Ох, и обрадуется: он… она в аэропорту на интуриста жуть как запала! — Мелькнула волной салопа да пахнула относительной свежестью наружного сквозняка стахановка — только ее и видели.

— … ру-уки развязать!

— Ать-ать-ать… — лишь безучастное подвальное эхо на вопиющий глас откликнулось.

— М-м-м! — Пускай без фантазии, но весьма действенно обслуженный ментонер прямо-таки вскипел от переводягиного неоперативного промедления, в негодовании попытался вскочить да штаны подтянуть самостоятельно. Ничегошеньки путного не вышло — повалился на бок, будто бессильной злобой подстреленный.

— Я недоволен вашей работой! — первое, что заявил привередливый иноземец, еще обидных слез не утерев да не отплевавшись от обшлаговых лохмотьев. — В мой адрес допущено насилие над личностью, что непременно вызовет осложнение с выплатой премиальных, если вы, вообще, рассчитываете быть премированным… — Голозадость не мешала секретаришке наглеть на глазах и на иноземный манер выпендриваться.

— Ну-ка, ну-ка, — переводяга находчиво заглянул в рот чересчур уж придирчивому протектору, — зубы у вас, босс, на загляденье, такой металлокерамике лыко, что бисквит, на один прикус. Э-эх, мне бы такие — давно бы мчали в Бульгонскую.

Грызи! — Повернулся к работодателю не совсем приличным местом и протянул, насколько мог, руки, не смотря на потуги освободиться, по-прежнему наикрепчайше связанные.

— Прекратите дикарские выходки! Неужели вы на самом деле вообразили, что я стану грызть это-о?!

— Дело, конечно, хозяйское, но дама, которая, гм… удалилась, обещала прислать на смену какого-то Брута или Бурту…

Я так понимаю, что ты, сексуал дорвавшийся, должно, ее или его в аэропорту тоже заказал. Тут одной плеткой не отделаешься, привереда иноземная, за все заплатишь, экономист на премиальных! — Многозначительно глянул переводяга на секритариковы оголенности. — Так что выбирай…

Секретаришка быстро смекнул, во что выльется очередной визит, хоть и новых, но нежелательных подружек…

— И когда было успеть завязать столько знакомств? Я, конечно, подозревал, что вы человек чрезвычайно общительный, но следует быть чуточку поразборчивей и на время обуздать дикий темперамент, — с весьма доходчивого, жесткого варианта общения, когда речь зашла до урезания материального стимула, переводяга плавно перешел на вариант вежливый. — А то ведь нам как людям, ответственно не отступающим от взятых обязательств, приходится принимать на себя часть ударов, а потом еще выслушивать несправедливые претензии на недостаточный уровень обслуживания. Ладно, в другой раз будем умнее, подставляться-то…

— Потерпи чуток, — обратился переводяга к раскрасневшемуся, все-то вскипающему в негодовании ментонеру, — протектор — мужик правильный: вишь, лыка грызет, что бобер из зубной рекламы, так что никакой Бурта тебе не страшна будет… пусть и голозадому.

Казалось уж, вопросы утряс, доволен остался переводяга, как новая напасть — оглобля, использованная гостившей Веркой — хорошо лишь в качестве лестницы — зашаталась на краю ямы да попыталась скрыться с глаз долой.

— Эй, эй, бабуля, погоди, ты же не шестовичка — зачем тебе жердина?

— А это чтобы клиенты неблагодарные после обслуживания побега не совершили, а то Бертий какой обещался нагрянуть — ну никак не могу пропустить столь полезного на старости удивления. И где это внучок без дела шатается — тоже, шалопутный, просветился бы?

— Бабуля, ты это брось шестом баловать, нам он для дела… по надобности требователен, только на двор сходить, а потом возвернем, в чем расписку выдадим.

— Нетушки, после сраму да стыдобушки, что узрела, нету более моего доверия! Сходить под себя могете — эка невидаль для таковских извращенных! А вот в обман ввести бедную старушку — это уж выкусите, мазохистишки выпоротые! — Почти уж утянула оглоблю караульщица, но тут переводяга не оплошал и, лишь почуяв ослабление пут, дернулся, что было мочи, подскочил и затекшими, но освобожденными руками успел-таки ухватиться за ускользающую «соломинку», сымпровизировав с неподдающейся старушенцией нечто вроде качелей.