Плачут глухари - [8]

— Конечно, трусливые, — согласился Антонов. — Один мой знакомый женился, потому что боялся темноты.

— Вы шутите, — обиделась Варя, — а разве это не так? Женщина в условиях семейной жизни не развивается как личность, утрачивает самостоятельность и вообще опускается духовно.

— Вы что же, Варя, решили не выходить замуж? — спросил Анатолий Ульянович.

— Ничего я не решила, — вздохнула Варя. — Просто одни проклятые вопросы.

«Наивный лягушонок ищет смысла жизни. Очень трогательно», — думал Антонов.

Лес и лес вдоль дороги. Только теперь сплошь белели березы и лишь изредка зеленели сосны. У перекрестка дорог курилка — грубая скамейка с навесом. Заложив за спину палочку, стоит старик пастух, по лесу бродят красные и черные коровы.

Костя притормозил, и пока пастух объяснял Анатолию Ульяновичу, как ехать дальше, — «таперича верст двенадцать пробегите, будет Красноярский кордон, от него стрела покажет на Тузлукский кордон. На Тузлук не езжайте, а правьте к броду через Каракан-речку, а там шаша будет», — Антонов вышел из машины, разминая ноги. Под сапогами шуршало, и здесь тоже кругом цвели подснежники. Варя бродила невдалеке и, приседая, собирала цветы.

Костя гуднул: видимо, переговоры с пастухом окончились. Антонов услышал за спиной шаги Вари и остановился, ожидая. Взял из букета цветок и воткнул в тугую Варину копешку.

— Мне идет с цветком, но это сентиментально, — сказала она. — Наши девчонки говорят, что внешне я похожа на Маргариту из оперы «Фауст».

— Очень, Варя, похожи. Когда я был кудрявее, — Антонов покрутил пальцем вокруг своего затылка, — мне тоже говорили, что я похож на доктора Фауста.

— Вы, наверное, опять шутите, — вздохнула Варя. — Я люблю, когда шутят. Даже если смеются надо мной.

Она бросила на Антонова косой взгляд и побежала к машине. «Чем я обидел ее, один бог ведает», — недоумевал Антонов, следя, как Варины стройные ножки бьются в узкой юбочке.

Лес редел. Все чаще дорога выбегала на полянки с бурыми кустиками прошлогодней полыни, вдруг открылась кулижка зеленеющей уже озими, по которой ходили клювастые вороны. От березок шло сине-зеленое сияние — кажется, они тронулись за эти два теплых дня, и под ними уже копилась зыбкая тень. Проехали заброшенный дом без окон, с обомшелой крышей, сорокой, сидящей на трубе, — вероятно, Красноярский кордон, про который говорил пастух. У речки, мутной, по-весеннему шумливой, Костя тормознул. Вода прыгала по камням, сверкала, окатывая большие булыжины. Антонов и Анатолий Ульянович перебрели речку и крикнули Косте:

— Давай с разгончика! Перескочишь.

Костя хлопнул дверцей «газика», но Варя уже на ходу выскочила из машины.

— Ты куда?

— Я перейду сама. Поезжай! — крикнула она.

— Что вы делаете, глупая девчонка?! — закричал Анатолий Ульянович. — Простудитесь. Что за фокусы?

Но уговоры не помогли. Разозлившись, Костя махнул рукой, дал газ и, поднимая каскады брызг, лихо перелетел речку.

Разувшись, но не снимая чулок, Варя ступила в воду, ойкнула, когда дошло до колен, но шагнула дальше, придерживая юбку. Переправа прошла благополучно. Она отжала чулки, проведя ладонями по ногам, и как ни в чем не бывало направилась к машине.

— Ты думаешь, я струсила ехать на твоем драндулете? — обратилась она к Косте.

— Конечно, струсила.

— Нисколько. Я закаляю волю. Знаете что: давайте обедать. Я хочу есть.

Анатолий Ульянович покачал головой: ну, сорвиголова девчонка — и засуетился, расстилая газеты.

Он налил ей «старки», она, не морщась, выпила и, пожевав апельсин, попросила у Антонова сигарету.

— Вы курите, Варя?

— Иногда. Балуемся с девчонками. Пообедаем — и давай смолить. Накуримся до обалдения и хохочем. Скажите, а Софи Лорен курит?

— Она курит махорку, — вмешался опять Костя.

Но Варя, холодно оглянувшись, пропустила мимо ушей его реплику.

— Если бы я была талантливая, я бы сделала что-нибудь потрясающее. Талантливым людям хорошо. Они что хотят, то и делают. У них совсем другая жизнь. Я люблю мечтать, как если бы я тоже была талантливая. Я бы со всеми познакомилась: «Здравствуйте, я Варвара Овчинникова». Я, конечно, тоже ничего живу, весело, много читаю, работаю над собой, но все же личная моя жизнь однообразная. Целый день крутишься за прилавком, подайте то, подайте другое. Подойдет какое-нибудь мурло, куражится, шарахнула бы флаконом. Только в мечтах и живешь настоящей жизнью. Почему в мечтах всегда жизнь интереснее, чем в действительности?

— Это не всегда так, — серьезно ответил Антонов.

— Для вас — да. Вы ученый. У вас реальная жизнь — потрясающая, Вы делаете открытия, вы все знаете. Просто ужасно, что я родилась обыкновенным человеком. Почему одни рождаются ничтожными, серыми, а другие — выдающимся?

— Вы, Варенька, несерая, а оранжевая, — улыбнулся Антонов.

— Это стоит три рубля, — тряхнула она головой. Приукрашивание жалкой действительности. Могу достать вашей жене. Ваша жена блондинка или брюнетка?

— Жена Василия Андреевича — Анна Каренина, — опять сострил Костя.

— А вы, Варенька, сами-то что хотите от жизни? — спросил Анатолий Ульянович.

Варина тирада его, кажется, расстроила, он жалостливо хмурился, даже не выпил порцию «старки».