Плач третьей птицы: земное и небесное в современных монастырях - [45]
В свете таких представлений можно вообразить, какие болезненные и скандальные катаклизмы скрыты за синодальными постановлениями о перемещении игумении А. в монастырь Б., а игумении Б. в монастырь С. Каково для семьи сменить мать?
Из правил Василия Великого все уставы переписывают запредельные требования к личности главенствующего; ему подобает благоразумие, постоянство, строгость жизни, рассудительность, дальновидность, умение руководить; он обязан быть сведущим в Божественных писаниях, не рассеянным, не сребролюбивым, безмолвным, боголюбивым, не гневливым, сильным в назидании, не тщеславным, не высокомерным, великодушным, кроткого нрава, смиренного сердца, почтенного возраста; добродетели должны стяжать ему такой авторитет, чтобы слова его и дела могли заменить для остальных закон и правило{301}.
В семье монашеской насельники, ничего не предпринимая без благословения, все равны между собою, спаянные взаимной обязанностью – ради Христа, а не по страху или иерархическому почтению.
Самое поразительное, что такие действительно были! Лучшие руководители получались, конечно, из тех, кто к власти отнюдь не стремился, а наоборот, желал уединения и тишины, как Феодосий Великий, отдавший пустынножительству тридцать лет. Эта закономерность особенно ярко проявилась в России; на Западе дисциплинированная армия монахов подчиняется не столько начальнику, сколько системе раз навсегда утвержденных правил, обеспечивающих незыблемость организации.
У нас же всё начинается и кончается личностью игумена – обитель цветет и благоухает, когда во главе ее настоящий монах, духовный пример для всех, живая икона, свидетельствующая об истине{302}.
Разумный человек никогда не захочет стать настоятелем.
Кто из монашествующих, покинувших мир в поисках беспопечительного жития ради единого на потребу, может желать игуменства, «наполняющаго сердце бревнами, кирпичами, известкою»{303}, ввергающего в водоворот нескончаемых ежедневных земных хлопот? Кто по доброй воле взвалит на себя бремя необъятных забот о большой пестрой семье, чтоб хватало еды, одежды и обуви по погоде, чтоб тепло, светло и уютно, чтоб кроватки, столики, шкафчики, коврики, занавески в кельях, чтоб росли огороды и плодоносили сады, чтоб коровы доились, а куры неслись, чтоб запасти на зиму сена, топлива, картошки, овощей, чтоб имелись средства реставрировать храм, возводить ограду, ремонтировать дома, всё это при условии нормального течения жизни, а если вдруг бедствие?
– Ночью котел электрический загорелся, под жилым корпусом, – рассказывала матушка С., – по горячему полу обнаружили; когда прибежали, в подвале уже потолок занялся, а я… будто окаменела, стою в дверях и ничего сообразить не могу… Сестра одна рванулась мимо меня и выключила рубильник. А когда паралич кончился, ужас охватил: как я могла! Вдруг бы она погибла или обожглась! Какое безумие, как я могла согласиться на начальство! М. хотели назначить, она сбежала в другую епархию и живет спокойно, а я от кошмара до кошмара: то бык на скотницу напал, то грибники заблудились, то кухарка кастрюлю с горячим супом на ногу уронила…
А истерики, ссоры, скандалы! А побеги, уходы! Смотрю иногда на них – славные девочки, хорошие, но ни в одной не уверена, что завтра не хлопнет дверью, и как пережить утрату? Всякий раз крушение, горе! Авессалом, Авессалом, сын мой Авессалом!
Но хозяйственные попечения, говорят уставы, совсем не главное; самое ответственное, утверждает Василий Великий – бдеть о спасении душ, готовясь дать о них отчет. «Паси овцы Моя! О Боже! Мне ли пасти?..» – восклицала по назначении игумения Мария (Тучкова). Как именно бдеть, как именно пасти, не знает никто. На монашеском съезде 1909 года из самых благочестивых соображений приняли смехотворную резолюцию, предписывающую настоятелям проводить беседы с насельниками по три раза в день, чтобы поднять уровень воспитания.
Лучший и единственный способ воспитания состоит в самоотверженном, бескорыстном и честном служении Богу на своем послушании.
Не говоря уж о неотложности иных монастырских дел, кроме поучений, разумно ли столько силы ожидать от разговоров с себе подобным! Случается, конечно, проповедь вдохновляет, воодушевляет, однако действует совсем не риторика, а подлинность веры, совпадение правильных слов с делами наставляющего, опаляет пламя его сердца. Но возможно ли гореть и зажигать по три раза в день? Лучший и единственный способ воспитания состоит в самоотверженном, бескорыстном и честном служении Богу на своем послушании.
Настоятелю приходится испытать участь Моисея, проповедующего светлые истины жестоковыйным людям, слепым и непокорным; что ж поделать, пророк слышал голос Бога, а они нет. «Я пекусь о тебе более тебя самого», – говорил игумен авва Серид одному из вверенных ему братьев{304}. «Стараюсь многими поучениями сеять в вас словеса Божии, но сердечные ваши нивы остаются в прежнем виде и не зреют в совершенство добродетелей»{305}, – сокрушалась преподобная Евфросиния Полоцкая; а мать Ф. кричит иногда: любовь проявляется и в гневе, отражающем страдание любящего сердца; Господь брал в руки плеть по той же причине.
