Письмо сыну - [2]
Прекрасная милая девочка! Не надо наступать на горло даже собственной песне.
Уж если ты, мой мальчик, найдешь свою песню, дай ей дышать: это такая редкость — человек, нашедший свою песню!
Прекрасная девочка хочет помочь близоруким, хочет помочь людям. Я не думаю, что этого достаточно, чтобы прекрасная девочка превратилась в прекрасного врача, даже если она будет прекрасно учиться.
И вот, если будешь любить свою песню, любить свое дело, чтобы нравились тебе твои песни и дела, а не задаваться одной лишь абстрактной идеей помогать людям — тогда поможешь.
Не решай с ходу, не руби сплеча, послушай, подумай.
Думай прежде всего о себе — подожди, не возражай.
Думай о себе, чтобы работа твоя, дело твое нравилось, полюбилось прежде всего тебе.
Плохая, нелюбимая работа лишает безмятежности духа, мешает жить, лечить, любить, думать. Это пустое переливание сил. Выливание своих. А до больного они не доходят.
Вот я написал почти все, что хотел сказать тебе, а, наверное, ничего не сказал, кроме пустых резонерских, дидактических фраз.
Но есть и еще одна опасность. Работа хирурга красивая, романтичная, так сказать, «по локоть в крови». Эдакий спаситель. Можно даже собственную кровь перелить во время операции. А где есть кровь, всегда почему-то чудится романтика. А романтика тоже опасна — она может прикрыть пустоту.
Хирургическая работа кажется тяжелым трудом, трудом созидающим, реконструирующим (реконструирующим саму природу), трудом, не дающим покоя (ох, и это кажется романтичным!), постоянным переливанием сил.
Помни, что работа хирурга — одна из самых легких работ: легкость в том, что не внутренняя потребность, а внешние обстоятельства тебя толкают на действия. Но все это надо понять самому во время работы — тогда все не страшно.
Попробую суммировать:
Ищи свою песню.
Полюби свою песню.
Я нашел свою песню и тебе того желаю.
Я ПОСТУПАЮ В ИНСТИТУТ
А вокруг много нас — абитуриентов.
Решается вопрос, допустить нас к вступительным экзаменам в институт или нет. Каждому задается один вопрос: «Почему вы хотите быть врачом?» И все мы бодро отвечаем.
Но действительно: почему я решил идти в медицинский?
Первой отвечала маленькая худенькая девочка: «У меня умирала сестренка. Никто ей не мог помочь. Я решила…»
Ну да! Все понятно. Только почему всегда говорят о помощи умирающим? Помогать умирающим — значит помогать им умереть. А ведь действительно помогать надо выживающим. Во всяком случае, девочка говорит о благородстве профессии.
У Чехова в «Ионыче» Туркина приблизительно то же говорит.
Здоровый парень со значком мастера спорта: «Много неизведано. Много «белых пятен» — много надо работать. Много нужно открыть».
Может, и меня погнало в институт честолюбие? Ведь все мы пока еще носим в своих школьных ранцах маршальские жезлы. Каждый ищет свой Тулон. Да и спортивного много в медицине. Мальчики!
Мне, собственно, и не помнится, как и когда я решил идти в медицинский институт.
Третий — чистый, аккуратный мальчик: «У меня и отец и дед были врачи — все врачи!»
Сильный аргумент! Что ж, положено, что ли?
Но, впрочем, отец и на меня давил. Он ни разу не говорил: «Быть врачом хорошо. Иди во врачи. Хочу, чтобы ты был врачом».
Нет. Он молчал, что-то хмыкал и ничего не говорил.
К нему приходили товарищи и вечно брюзжали:
«Работа тяжелая. Покоя нет. Не остается времени на книги. Даже свои медицинские не всегда успеваешь прочитать. А еще и больные жалуются. И, известно, больной всегда прав. Раз жалоба — значит, контакта не нашел. А жалобы бывают… Одна вот больная писала, что ей нарочно нагноение сделали и операцию ненужную делали. А другая больная жаловалась, что хирурги стирали платочки в тазиках, а она лежала на операционном столе и ждала. Речь шла о мытье рук в специальном растворе салфетками. Вот такая работа. Не дай бог, дети наши по этому же пути пойдут!»
Они были в основном правы. Но большинство их детей по их пути пошли.
Такие разговоры все время слышал я. Правда, папа молчал. Но мне все равно становилось страшно. Я не хотел, я даже боялся — вдруг я стану врачом! А папа молчал. Только когда после десятого класса я сказал отцу, что иду в медицинский, он улыбнулся довольно. Даже самодовольно. Поэтому я и думаю, что роль его в моем решении была велика. Хоть и в этот раз был неразговорчив, лишь буркнул: «Уж если быть врачом — быть хирургом».
Следующий абитуриент сказал, что, наверно, очень интересно разбираться во всех хитросплетениях болезней. Интересно ставить диагноз.
На этого пинкертона все посмотрели с сомнением и даже с волнением — после таких слов он мог быть не допущен к экзаменам.
У парня был высокий, бугристый лоб. Красивый был парень. Я потом искал его среди поступающих. Не нашел.
А ведь действительно, детективный момент в работе врача наиболее привлекателен в юные годы. Да, может быть, и…
Нет, я так не буду отвечать.
Что отвечать! Все же почему и когда я решил стать врачом?
Следующая — пучеглазая, пышноволосая, восторженная девочка. Она считает, что все дороги перед ней открыты. Она что-то говорит восторженно. Она, наверно, хочет быть хирургом.
