Письма В. Д. Набокова из Крестов к жене - [2]

Сейчас получил твою милую открытку от 19-го. Как это Елена[7] верхом ездит? Кстати, я и забыл, что и она сегодня именинница, la pauvre chérie. Сейчас я ел чудную простоквашу, мною самим приготовленную.

23 мая 1908 г.

My darling, I have had no chance.[8] My man has not been on service since last week and both the others are not to be relied upon. There is nothing to be done but to wait patiently.

Осип должен в будущее воскресенье принести то, что написано выше, а кроме того: три салфетки, 12 носовых платков, новые воротнички от Трахтенберга и 2 темнозеленых галстука, с голубыми и лиловыми кружками. Вчера я получил много открыток, их мне принес очень любезный офицер. С радостью увидел, что письмо от вторника 20-го дошло (с Марг[улиесом]). Получил 1 от мамы, 1 от Бесси,[9] забавную, 4 от Кам[инки] (поблагодари его очень, я всё понял) и 1 одну от Ив. Ил. Спасибо ему. Вчера, выходя на прогулку, я в коридоре нагнал Мих. Ил. и мы крепко друг другу пожали руки. Он выглядит бодро и хорошо. Я по-прежнему прекрасно себя чувствую и стал совсем хорошо спать, с половины 10-го до пяти утра. Не знаю, когда удастся послать это письмо. Надеюсь, что ты за меня спокойна, мое золото. Нежно тебя целую, люблю. Всем приветы, поцелуи, большое, большое спасибо за письма.

1 июня 5 часов.

Радость моя, мое солнышко, я был несказанно счастлив видеть сегодня твое дорогое, родное личико и слышать твой обожаемый голосок. Я стараюсь не слишком это показывать, чтобы не растрогать тебя и себя, но теперь я мысленно обращаю к тебе все нежности, которые не мог сказать. Боюсь одного, что эти свидания тебя расстраивают, это меня мучит. Теперь ждать 20 дней, это большой срок, но зато пол всего срока будет позади, а впереди будут более частые свидания… Я совершенно бодр и cheerful,[10] и для меня сегодняшнее свидание — страшная радость. Надеюсь, что я тебя не замучил своими поручениями. Попроси Каминку от времени до времени писать на машинке настоящие письма, и объясни ему, что писать можно обо всем. Нежно тебя целую, мое счастье, и всех дорогих.

4 июня 1908 г. среда

Мое солнышко, я еще не получил твоих cartes postales после свидания, что понятно при здешней волоките, но получил уже книги от Тура сегодня, а вчера, от Каминки, Данте и словарь. Большое спасибо. Со словарем вышло, повидимому, недоразумение: мне нужен не ит.-русск., а русск.-ит., но это вовсе не к спеху. Надеюсь, ты не очень измучилась, разыскивая уголовные книги! Я теперь читаю, кроме Библии и уголовного права: 1. Куно Фишера о Канте, 2. Нитцше — Заратустру, 3. Михайловского «Литературные встречи» и 4. d'Annunzio Trionfo della morte. Я нахожу, что гораздо менее утомительно читать сразу неск. книг, правильно распределенных в течение дня, чем одну сплошь. Только-что перечел «Карамазовых», советую это тебе тоже сделать. Ничего нового рассказать не могу, всё по-прежнему обстоит прекрасно, я здоров, ем и сплю отлично. Забыл тебе рассказать, что у меня есть и Кальвили,[11] вообще я абсолютно ни в чем не нуждаюсь. Белья у меня по горло и ты можешь сказать Осипу, чтоб в это воскресенье он принес только 2 простыни, 2 наволочки и пару столовых салфеток. Ничего особенного рассказать не могу. Все вспоминаю наше свиданье. Кстати, следующее должно быть 22-го, так как 21-е суббота. Не забудь захватить зап. книжечку, хотя этот раз я совсем не хочу давать порученья, а только слышать твой голосок и расспрашивать. Сегодня я получил carte postale от Пути.[12] Пока больше никаких.

Пиши мне, мое золото. Да что тебя просить, ты и так наверное делаешь это. Про детей и всё подробно. Каминка мне всё пишет о статьях для «Права», но во-первых, очень трудно писать, не имея источников и справок: больше одной книги по угол. праву у меня нет, а во-вторых, как доставить статью? «Инстанции» займут массу времени. Обещаю ему на свободе писать каждые 2 недели, и тем наберу к этому времени.

Целую нежно

5 июня, четверг, 8¾ ч. вечера

Радость моя, я эти дни терпеливенько ждал, зная, что сразу будет много, и действительно: вчера вечером мне передали твою «посылку» — уже давнишнюю, от 26-го, а сегодня я получил твои два длинных письма (от 2-го и 3-го): это такое счастье! Когда мне их приносят, я из жадности их не сразу читаю. Получил также письмо от тети Паши,[13] очень милое, которая о тебе трогательно пишет, множество открыток: от мамы, 5 от верного Кам., еще от Гессена.[14] Ты мое сокровище, я тебя обожаю, надеюсь, что ты до конца будешь храбренькая. Помни всё время, как ничтожны те неприятности, которые мы переживаем, сравнительно со столькими ужасными страданьями. Здесь как раз есть один бывший член совета раб. депут., старик дряхлый. Он был приговорен к поселению, и оно ему заменено пятью годами тюрьмы. Не говорю уже о других, об ушедших на каторгу, на поселение. Наши 3 мес. доставят нам больше лавров, чем терний. Мы имеем всё, что хотим, живем спокойно, заняты, работаем. Конечно, я бы не хотел этому подвергаться из-за пустяков. Но для всей исторической картины наше заточенье очень важная и нужная черта. О себе ничего не могу сказать нового. Сегодня офицер заведующий корпусом при обходе застал меня голеньким, делающим гимнастику. Он был более сконфужен, чем я. По-прежнему, еда хороша, аппетит и пищеварение превосходны. Для разнообразия я заказал себе два раза в неделю в лавке ветчину к ужину. Тамошний служащий, получив от меня дважды на-чай, страшно ухаживает за мной и бегает по моим поручениям. Сегодня он никак не мог найти мне cocotier для яиц, не понимая, в чем дело. Он достал мне отличных папирос, я слегка покуриваю: оказывается, это совершенно разрешено, и хороший passe-temps после обеда и ужина. Немного тягостна эта жара, т. е. не в камере собственно, а на дворе, во время прогулки, прямо на солнцепеке, но я утешаюсь мыслью о том, как это хорошо для детишек, как они загорают и запасутся здоровьем. Всё же я не отказываюсь от прогулок, а вот Мих. Ил.