Письма Уильяма Берроуза - [76]

С того дня, как Алан вернулся в Венецию, мне больше не с кем общаться. Я уже говорил о Чарльзе Галлагере, который пишет историю Марокко для Фонда Форда [298]. Он просто очарователен и к тому же блестящий лингвист. Говорит, слово «ghazil» может означать все, что угодно. Сейчас он, правда, в Рабате, зарылся в архивы и вернется, к сожалению, только летом. Когда рядом нет порядочного, умного собеседника — это настоящая мука, лишение. Я тут разрабатываю теории, а поделиться-то не с кем. Что ж, ладно, расписался я, надо заканчивать.

Люблю, Билл

ДЖЕКУ КЕРУАКУ

[Танжер]

9 июня [1955г.]

Дорогой Джек!

Прости, что не писал, я на две недели лег в больницу. Потерял в весе целых тридцать фунтов. Делать сейчас что-либо в лом; на этот раз я намерен довести лечение до конца. Джанк видеть больше не хочу.

Пока лежал в больничке, прочел твой «Город город» и на какое-то время даже забыл о боли [299] — две недели, проведенные в клинике, превратились в кошмар, мне сделали всего два укола. Сил по-прежнему нет, словно я поправляюсь от затяжной болезни…

Есть замечание по поводу «Города»: выделяй конкретных героев и ситуации, в которых они появляются. Не сомневаюсь, ты точно так и поступишь, а то, что ты мне прислал — всего лишь черновик. У меня самого родиось столько идей: диктат через вещание чувств и проч. Когда закончишь свою работу — обязательно хочу ее прочитать.

Аллена на работе заменили машиной «Ай-Би-Эм» [300]. (Машина, оказалось, работает лучше, чем люди. Зачем нанимать делопроизводителей, склонных ошибаться, если машина выполняет их работу гораздо быстрее, лучше и дешевле?) Представляю: следит босс за работой Аллена и думает: «А паренек работает четко, ну прям как машина… машина? Хм-м-м…»

Теперь, когда я свободен, думаю отправиться путешествовать. Хочу повидать весь Марокко, Испанию и, может даже, Ближний Восток. Хотя насчет последнего сомневаюсь — там опиума выше крыши, и я могу соблазниться, сорваться. От наркотиков хочу отойти — окончательно. Если сейчас этого не сделаю, то не сделаю уже никогда.

Слышал, твоя джазовая история появилась в «Нью райтинг» [301]? Поздравляю! Давненько ни у кого из наших не было публикации.

Боулз вернулся из Индии. Правда, я с ним еще не пересекался.

Не ахти письмецо получилось, но я уже говорил: слабость жуткая. Просто пишу тебе, чтобы ты знал: я вроде жив.

Всегда твой, Билл

АЛЛЕНУ ГИНЗБЕРГУ

[Танжер]

5 июля [1955 г.]

Дорогой Аллен!

Писать у меня не было ни сил, ни терпения. Беда в том, что я покинул больницу, недолечившись. Двух недель оказалось мало, а ведь раньше соскок удавался за десять дней.

Но это мелочи, я бы справился, если б не свалился с охуенной болью в спине. Думал, камни в почках. Никогда так больно не было, и я сорвался — вколол себе демерола, сраной погани. Две недели адской лечилки — и все коту в задницу. Но соскочить я намерен как никогда, даже если придется пройти курс лечения заново. На сей раз получится. Если не выйдет — значит, не завяжу вовсе…

Жаль, что тебя нет рядом. Мне самому противны свои оправдания, когда покупаю свеженький пульман демерола — мол, беру последний, точно последний! Эти «последние» пульманы я три недели покупаю себе каждый день. Размазня. Тряпка. И в то же время больше всего на свете хочется завязать с наркотой. Поэтому завтра перейду на кодеин и попробую быстрый соскок. Не выйдет — вернусь в клинику. Все говорят, это занятие безнадежно. Я бы с радостью сел за решетку — верный способ сразу и полностью отказаться от джанка.

Возможно, стоит подписать Кики. Пусть заберет мои шмотки и кодеинки, будет выдавать мне определенную порцию в определенное время. Но ведь и раньше я так пытался соскочить… Что ж, надеюсь, в следующем письме я уже напишу тебе, как здорово жить без наркотиков. К этому же посланию прилагаю отчет по моему гонорару от кровопийц-издателей: они, гады, вычли из него текущую прибыль, а надо прибавить! Как говорится, опечаточка по Фрейду. Сможешь помочь? Они должны мне пятьдесят семь долларов.

Я, кстати, пообщался с Полом Боулзом. Очень приятный человек. Ну, если учесть, что общаться здесь почти не с кем.

Детали распишу позже. Все, несу это письмо на почту.

Люблю, Билл

P.S. Отчет по моим авторским можешь показать своему брату, пусть свяжется с издателем. Впрочем, делай, как считаешь нужным. Мне смысла писать Уину нет никакого, он на письма чихать хотел, а меня самого явно недолюбливает, и очень сильно.

АЛЛЕНУ ГИНЗБЕРГУ

Танжер

10 августа 1955 г.

Дорогой Аллен!

[…]

Со мной творится нечто ужасное. Какое-то время назад я — совершенно против собственной воли — познакомился с одним местным «чудаком» [302]. С этим пассажиром, арабом, я впервые столкнулся, когда прогуливался по бульвару, а он окликнул меня, типа «мой дорогой друг», и попросил пятьдесят центов. Я довольно резко ответил ему, мол, никакой я тебе не «друг дорогой», и денег, естественно, не дал. Ни песеты. С тех пор я пересекался с ним время от времени, и его собственный мир кажется мне все более и более загадочным. Этот араб, по ходу дела, живет в некой закрученной бредовой системе, в которой посольство США — корень зла. И я — агент, тварь из посольства. Он псих и, возможно, псих опасный. (Параноики на свободе — жуткое дело.) Общаться с ним стараюсь как можно короче, всегда держусь настороже: пусть только рыпнется — пробью в дыхалку или сразу ебну стулом по башке. Или бутылкой. Однако он и не думает рыпаться, напротив — ведет себя мило. Любопытной странно. Есть в нем какая-то веселость, будто мы были когда-то знакомы и он шутит именно с тем, кого тогда знал. Страшно, аж жуть.