Письма шестидесятилетнего жизнелюбца - [34]
Я опустошен, Росио. Когда в душе царит уныние, закаты солнца в Креманесе кажутся траурными. Люди легкомысленно говорят «солнце закатилось», но никто на самом деле не видел, чтобы оно закатывалось. И только я, дорогая, каждый вечер вижу, как оно буквально закатывается за Пико-Альтуна, когда гребни горы принимаются грызть его с основания и в считанные секунды пожирают совсем, оставляя меня погруженным в сумеречное отчаяние. Обостренная меланхолией, картина эта кажется удручающей, почти невыносимой. И словно в довершение всех бед, мне самым нещадным образом разъедает желудок кислотность.
Любящий тебя незадачливый друг
Э.С
Дорогая!
Извини мое последнее письмо. Никто не вправе выпрашивать любви. Любовь или есть, или нет, ее не изобразишь, не сыграешь. Любовник, повергающий к стопам возлюбленной свои обиды (обиды непонимания), – жалкое зрелище. Так что примем вещи такими, какие они есть.
Чтобы не поддаться унынию, я посвятил эти дни физическим упражнениям. Вчера дошел с креслом-каталкой Анхеля Дамиана до самого Корнехо, а сегодня вечером, перед ужином, мы с Протто очищали от скворцов его голубятню. Эти птицы, которых пятнадцать лет назад у нас и не знали, стали теперь настоящим бичом здешних мест. В старые времена их держал в страхе ястреб, но теперь они границы не признают, потому что некому ее охранять. Что могло статься с колонией ястребов, которые гнездились раньше на липах и каштанах выше по дороге? Никто не знает. В один из этих дней позову Рамона Нонато чистить от скворцов хлебный амбар.
Как твой гепатит, любовь моя? Следишь за трансаминазой? Я могу быть за тебя спокоен?
Думающий только о тебе
Э.С.
Что происходит с нами, любовь моя, с некоторого времени? Неужели я так неуклюж и нечуток, что в каждом письме даю тебе повод для обиды? Так часто я повторял о трансаминазе, что вызвал у тебя раздражение? Но ведь настойчивость моя в этом случае – свидетельство внимания. Разумеется, я не врач, а дилетант, но ведь по этому ферменту судят о гепатите, а разобраться в анализах очень просто и под силу любому, тем паче когда известны результаты предыдущих обследований и можно сравнивать. Не дуйся по таким пустякам, любимая. С меня достаточно знать, что ты идешь на поправку, хотя, естественно, я беспокоюсь, неделями не получая конкретной информации на этот предмет.
Сожалею, что обидел тебя в вопросе с фотографией, но ты должна войти в мое положение. Керубина, моя домоправительница, – женщина достойная, и, в определенном смысле, разумная, но, как всякая отжившая свое вдова, обожает посудачить, и если бы я украсил цветами снимок, на котором ты в купальнике, через полчаса все селение уже точило бы лясы по этому поводу. Пойми же, дорогая, я вовсе не раб социальных условностей, но здесь, в Креманесе, как и в остальных кастильских селеньях, подобный поступок был бы не так истолкован. Здесь люди принимают бикини, когда его носят пляжники или даже приезжие отдыхающие у себя в бассейнах, но чтобы «наш Эухенио», как меня тут зовут, местный уроженец, влюбился в женщину, которая купается полуголой, да еще вызывающим образом выставлял на обозрение ее снимок – это у нас просто позорище. Таковы сельские жители, дорогая, мне их изменить не под силу. Я-то, можешь быть уверена, их взгляды не разделяю и ни во что не ставлю, но скажи, чего б я добился, дав повод злословить на мой счет? Не оскорбляйся, Росио, внемли, пожалуйста, доводам; я ни в коей степени не стесняюсь тебя, но стоит ли предубеждать людей заранее, раз когда-нибудь ты переедешь жить в наше село?
Бывают дни, когда я становлюсь обидчив и раздражителен. Мне нужно чье-то понимание. В определенные часы я падаю духом. Мир угнетает, пугает меня, Росио. Мне необходим кто-то, в кого б я мог верить, на кого мог опереться, когда стихия волнуется и угрожает крушением,
Не хочу докучать тебе более. Ты одна царишь в моих мыслях, в сердце, в душе.
Э.С.
Любимая!
Сегодня выдался великолепный денек, безоблачный, с легким северным ветерком. Сочный утренний свет и тронутые золотом кроны в лесу недвусмысленно говорят о6 осени. Спозаранку, словно по зову трубы, все селение пришло в движение, и начался сбор фруктов. Можно подумать, жители только и ждали отъезда последнего отдыхающего, наваррца Хулио Аспиасу, уехавшего вчера. Над долиной стоит сплошной гул от моторов, голосов, от работы… Я тоже спустился в огород пораньше. Кроме слив, шелковицы и двух груш, у меня двадцать три яблони (пять ренетов и полторы дюжины кальвилей) – владение небольшое, но вполне позволяющее прокормиться. Ренет поспевает позднее и может подождать второй половины месяца, а вот кальвиль уже дозрел. Яблок в этом году уродилось много, даже чересчур, поскольку многие уже осыпаются с опустившихся веток. А битое яблоко, известно, – негодное яблоко.
Сбор фруктов, как правило, – работа семейная, коллективная, и поэтому сегодня утром, забравшись на дерево, я принялся мечтать и представлял себе, как ты стоишь, улыбаясь и болтая, у подножия лестницы и ловишь в подол юбки яблоки, которые бросаю я сверху. Ах, какая мирная, милая, трогательная картина! И так, словно играючи, я и сам не заметил, как наполнил пять корзин, около ста килограмм, считая по двадцать в каждой. Если б ты была не так далеко, я отправил бы тебе ящик, но яблоки – фрукт скоропортящийся, плохо переносящий перевозки, и надо полагать, до Севильи не дошло бы ни одного целого. Но ты их еще попробуешь.
Известный испанский писатель Мигель Делибес (р. 1920) полагает, что человек обретает силу, свободу и счастье только в единении с природой. Персонажи его романа «Крысы» живут в адских условиях, но воспринимают окружающее с удивительной мудростью и философским спокойствием.
Творчество выдающегося испанского прозаика хорошо знакомо советскому читателю. В двух последних произведениях, включенных в настоящий сборник, писатель остается верен своей ведущей теме — жизни испанской деревни и испанского крестьянина, хотя берет ее различные аспекты.
Мигель Делибес, корифей и живой классик испанской литературы, лауреат всех мыслимых литературных премий давно и хорошо известен в России («Дорога», «Пять часов с Марио», «У кипариса длинная тень», др.). Роман «Еретик» выдвигается на Нобелевскую премию. «Еретик» — напряженный, динамичный исторический роман. По Европе катится волна лютеранства, и католическая церковь противопоставляет ей всю мощь Инквизиции. В Испании переполнены тюрьмы, пылают костры, безостановочно заседает Священный Трибунал, отдавая все новых и новых еретиков в руки пыточных дел мастеров… В центре повествования — судьба Сиприано Сальседо, удачливого коммерсанта, всей душой принявшего лютеранство и жестоко за это поплатившегося.
В 1950 году Мигель Делибес, испанский писатель, написал «Дорогу». Если вырвать эту книгу из общественного и литературного контекста, она покажется немудреным и чарующим рассказом о детях и детстве, о первых впечатлениях бытия. В ней воссоздан мир безоблачный и безмятежный, тем более безмятежный, что увиден он глазами ребенка.
Действие повести испанского писателя М. Делибеса «Опальный принц» ограничено одним днем в жизни трехлетнего мальчика из состоятельной городской семьи. Изображаемые в книге события автор пропускает через восприятие ребенка, чье сознание, словно чувствительная фотопленка, фиксирует все происходящее вокруг. Перед нами не только зарисовка быта и взаимоотношений в буржуазной семье, но и картина Испании последнего десятилетия франкистского режима.
Мигель Делибес, ведущий испанский писатель наших дней, хорошо известен русскоязычному читателю. Повесть «Клад» рассказывает о сегодняшнем дне Испании, стоящих перед нею проблемах.
Молодой, но уже широко известный у себя на родине и за рубежом писатель, биолог по образованию, ставит в своих произведениях проблемы взаимоотношений человека с окружающим его миром природы и людей, рассказывает о судьбах научной интеллигенции в Нидерландах.
Роман представляет собой исповедь женщины из народа, прожившей нелегкую, полную драматизма жизнь. Петрия, героиня романа, находит в себе силы противостоять злу, она идет к людям с добром и душевной щедростью. Вот почему ее непритязательные рассказы звучат как легенды, сплетаются в прекрасный «венок».
1946, Манхэттен. Грейс Хили пережила Вторую мировую войну, потеряв любимого человека. Она надеялась, что тень прошлого больше никогда ее не потревожит. Однако все меняется, когда по пути на работу девушка находит спрятанный под скамейкой чемодан. Не в силах противостоять своему любопытству, она обнаруживает дюжину фотографий, на которых запечатлены молодые девушки. Кто они и почему оказались вместе? Вскоре Грейс знакомится с хозяйкой чемодана и узнает о двенадцати женщинах, которых отправили в оккупированную Европу в качестве курьеров и радисток для оказания помощи Сопротивлению.
Роман «Сумерки» современного румынского писателя Раду Чобану повествует о сложном периоде жизни румынского общества во время второй мировой войны и становлении нового общественного строя.
Андрей Виноградов – признанный мастер тонкой психологической прозы. Известный журналист, создатель Фонда эффективной политики, политтехнолог, переводчик, он был председателем правления РИА «Новости», директором издательства журнала «Огонек», участвовал в становлении «Видео Интернешнл». Этот роман – череда рассказов, рождающихся будто матрешки, один из другого. Забавные, откровенно смешные, фантастические, печальные истории сплетаются в причудливый неповторимо-увлекательный узор. События эти близки каждому, потому что они – эхо нашей обыденной, но такой непредсказуемой фантастической жизни… Содержит нецензурную брань!
Эзра Фолкнер верит, что каждого ожидает своя трагедия. И жизнь, какой бы заурядной она ни была, с того момента станет уникальной. Его собственная трагедия грянула, когда парню исполнилось семнадцать. Он был популярен в школе, успешен во всем и прекрасно играл в теннис. Но, возвращаясь с вечеринки, Эзра попал в автомобильную аварию. И все изменилось: его бросила любимая девушка, исчезли друзья, закончилась спортивная карьера. Похоже, что теория не работает – будущее не сулит ничего экстраординарного. А может, нечто необычное уже случилось, когда в класс вошла новенькая? С первого взгляда на нее стало ясно, что эта девушка заставит Эзру посмотреть на жизнь иначе.