Другой сказал:
— Держу пари, что его обувь чинили не меньше четырех раз.
Больше всех огорчилась одна женщина, пожилая, но еще не настолько, чтобы обивать пороги мечети и лишать себя красок и штукатурки:
— Вах-вах! Посмотрите-ка на эти ресницы, какие длинные-предлинные! Жаль человека!
Людей никогда не поймешь. Кто интересуется ресницами, кто волосами. Кому могло прийти в голову, что эта женщина влюблена в длинные ресницы?
— Брюки-то внизу — мочалкой.
— Эй вы!.. Ну что вы стоите, сообщите же кому-нибудь. Позвоните… Доктора!
— Да, в людях не осталось ничего похожего на сострадание.
— Прямо на глазах умирает.
— Посмотрю-ка, жив ли?
— Жив ли, нет ли, братец, надо нам как-то проявить свою человечность.
— Сколько, вы думаете, ему лет?
— Лет сорок пять.
— Не думаю, от силы лет тридцать.
— Я знаток людей. Только раз посмотрю и сразу определяю. Это какой-нибудь чиновник. К тому же с ограниченным доходом.
— И ростом мал.
— Рост не определяет возраст.
— А знаете, что я вам скажу? Такая смерть — что за смерть! Вот когда человек повесится, тогда есть на что посмотреть!
Любимый брат мой Слепень! Ровно семь часов и тридцать четыре минуты валялся я в той канаве. Сограждане мои один за другим приходили смотреть, как я умираю. Все жалели, охали и с горечью говорили друг другу, что мы люди недоброго сердца и нисколько не помогаем друг другу. Были и такие, что заходили в своей ругани еще дальше.
В момент, когда меня должны были извлечь из канавы, некто, по моему предположению, учитель, заявил:
— Если бы я узнал раньше, то привел бы сюда детей и показал, как умирает человек. Это было бы им полезно.
— Ты что, ни разу в жизни не видел смерти? — заметил ему гражданин, пытавшийся протолкаться через толпу.
В это время другой выскочил с криком:
— Граждане! Прошу вас, станьте в очередь, тогда все увидим.
— У-ух, ну и денежки были бы в этом дельце! — сокрушался один ловкач. — Что бы мне отпечатать билеты и показывать, как умирает человек! Ведь богачом мог стать.
Когда меня бросали в машину «скорой помощи», подбежал какой-то любопытный гражданин и взмолился:
— Подождите немного! Ну что вам стоит! Если бы вы знали, как долго я бежал, чтобы только посмотреть!
Его спросили:
— Это что, знакомый ваш или родственник?
— Нет, но мне сообщили, и я заинтересовался. Только поздно сказали. А ведь я из такой дали прибежал.
Очень жаль, что меня не показали этому любопытному гражданину. Дети и несколько юношей некоторое время бежали за автомобилем, пока не поняли, что человек не может состязаться в беге с машиной.
Любимый брат мой Слепень!
Свое путешествие в машине «скорой помощи» опишу тебе в следующем письме.
Шлю привет, целую твои глаза.
Прежде всего приветствую тебя и целую твое жало. Посылаю третье письмо.
В предыдущих двух письмах я рассказывал, как умер и как мой труп, валявшийся в канаве у дороги, бросили в машину «скорой помощи». Теперь же слушай о том, что стряслось со мной дальше.
Меня положили в машину. Не проехали мы и пятидесяти метров, как мотор чихнул и замолк. И больше уж не заработал. Шофер некоторое время ругался, как оратор, извергающий огонь на своих политических противников, затем стал нажимать на стартер и копаться в моторе. Все его усилия были напрасны, машина не трогалась с места и стояла как вкопанная. Собралась толпа.
— У нас чуть что, сразу толпа. Прямо-таки живем толпами, — сказал шофер и обратился к людям. — Подтолкнем-ка немного машину, ребята!
Никто не откликнулся. Шофер повторял свою просьбу и каждый раз по-иному: взывал к совести, состраданию, заговорил о родине, о нации. Наконец, увидев, что ни на кого это не действует, взмолился: «Ради Аллаха!» Не успел он произнести «ради Аллаха», рвение напало на народ. Машину схватили справа и слева, спереди и сзади, за колеса и за крышу. Но делали они это так, как иногда дама высшего света, вынужденная пожать руку человеку низкого общественного положения, касается этой руки этак слегка, самыми кончиками пальцев. Вот как толкали машину. Зато, обрати внимание, как шумели и кричали! Все воодушевляли друг друга:
— Ну-ка, возьмемся, ребята!
— За дело, соотечественники!
— Эй, подтолкнем еще немного! Если эта поганая «скорая помощь» не поспеет вовремя в больницу, дело будет плохо.
— Ра-а-аз-два, взяли!!!
— Держись, правоверные! А ну-ка! Давай, братцы!..
Если бы ты слышал эти крики, то подумал бы, что охваченные рвением соотечественники вот-вот унесут вместе с фундаментом здание отеля Хилтона, но, увы, машина «скорой помощи», стоявшая на четырех колесах, ни на миллиметр не сдвинулась с места.
— Еще раз! Все вместе, ребята!
— Общими усилиями! Хооп!
— Давай! Ведь это не муниципальный автобус, который может опаздывать. «Скорая помощь» должна лететь, как ветер!..
По лицу шофера, сидящего за рулем, струился пот. Он все время тоже толкал машину изнутри. Может ли быть толк, если толкают изнутри?
— Еще немного подтолкнем, ребята! Еще немного нажмем! Ведь дело благое!
— Все вместе, братцы!
— Разом! Хооп!
— Если бы только шевельнулась, чуть дрогнула, сразу бы поехала, — говорил шофер.
Какой-то старик пытался издали воодушевить толкающих:
