Письма об Индии - [15]

Поездка из Мадраса наводит меня на мысль предпринять другую поездку, и я в нерешительности — отправиться ли мне на днях в Калькутту или продолжить мое пребывание на юге. Может быть, характер здешней местности совершенно отличен ото всего того, что придется мне увидать, и мне будет досадно, что я не изучил его основательно., В Калькутте я надеюсь найти твои письма; ты знаешь, что они будут первыми, которые я получу из Европы.

В теперешнюю мою 8- или 10-дневную поездку я пустился один. Франциск; и Федор остались в Мадрасе, в губернаторском доме; впрочем, внимательные индийцы заставляют меня забывать отсутствие моих слуг. Для каждого европейского слуги нужен паланкин и, следовательно, те же издержки, как и для барина. Желающие могут путешествовать в почтовом паланкине, то есть переменяя носильщиков каждый час: это путешествие наполовину так же скоро, как езда в почтовой карете. В паланкине можно спать, открывая или закрывая его дверцы или окошечки, по усмотрению. Я заметил, что расход на паланкин обходится каждую версту в рубль ассигнациями, а каждую английскую милю в один шиллинг. Паланкин несут шестеро носильщиков; другие шестеро бегут по сторонам, для смены. Ночью прибавляется еще один носильщик с факелом; итак, путешественник имеет в своем распоряжении 12 человек днем и 13 ночью. Через каждые 12 верст носильщики меняются все без исключения; разумеется, все это относится к почтовым паланкинам.

Но очень часто, если путешествие непродолжительно, носильщиков не меняют, а нанимают на все время путешествия, в таком случае носильщики делают в день верст до 40 и более, особенно если путешествовать ночью, избегая палящего дневного зноя. От этих тружеников никогда не услышишь ни одной жалобы: они исполняют свою обязанность неизменно охотно и ободряют друг друга таинственными словами и однообразными песнями. Эти трудолюбивые, мирные люди, согласные как братья, довольны своим ремеслом, потому что оно — принадлежность их касты, обычное занятие, переходящее с незапамятных времен от отца к сыну. Ни за что на свете они не решатся приняться за другое дело иначе сама религия заклеймит их бесчестием. Их простая и легкая пища состоит из рису, нескольких плодов, овощей и сахарных тростей. Закон касты дозволяет им употребление баранины; но я еще по видал, чтоб они ели мясо, хотя я даю им довольно прибавочных денег.

Индийская жара похожа на русский мороз: у нас можно отморозить себе нос, руки, ноги и, наконец, совсем замерзнуть; здешняя жара так же опасна, только наоборот — можно изжариться, а не замерзнуть; но и здесь, как у нас в России, умеют принимать предосторожности.

Обращаюсь опять к крокодилам, или аллигаторам. Мне рассказывали, что давно поймали одно из этих чудовищ, связали, надели ему на морду кольцо и бросили опять в воду: 40 лет спустя он еще прогуливался с кольцом, Другой крокодил схватил недавно ребенка; в эту гадину успели выстрелить и убить наповал, но уже было поздно: ребенок был проглочен. Бросили невод, вытащили аллигатора, разрезали ему живот и нашли в его желудке мертвого ребенка, несколько запястий и колец, носимых индианками на ногах. Было ясно, что чудовище растерзало несколько женщин, когда именно и случайно ли или вследствие жестокости прежних властителей Велорской крепости — разумеется, это осталось тайной.

Нынешний комендант Велора, полковник Нэпир, не способен [кормить] крокодилов подобной [пищей]. Если бы я не побоялся подвергать себя дневной жаре, я мог бы видеть много этих отвратительных пресмыкающихся, потому что днем они преимущественно плавают на поверхности воды и выползают на берег. Сегодня утром мы с одним английским офицером рассматривали из-за зубцов стены одно из этих страшилищ, которое грелось на солнце и растянулось перед нами во всю длину. Англичанин велел принести утку и потихоньку бросил ее крокодилу; но шум, произведенный упавшей уткой, испугал пресмыкающееся, и оно, не обратив внимания на лакомый кусок, скользнуло в воду, извиваясь своими стальными чешуями. Бедная утка была в неописуемом страхе: офицер сжалился над ней и приказал вытащить из воды. В самую жаркую пору здесь имеют обыкновение бросать Крокодилам всех бродячих, беспризорных собак, которые попадутся под руку.

[Ему же]

Конджеверам [Канчипурам], 27 июня, вечером

Прошлую ночь я провел в паланкине, а сегодня утром прибыл в Конджеверам. Это только прогулка, и послезавтра утром я возвращусь в Мадрас. Конджеверам— небольшой городок, рассеянный в священном лесу; в нем 50 тысяч жителей (в том числе 10 тысяч браминов) и бесчисленное множество пагод. Я остановился в уединенном, чистеньком домике, выстроенном для путешественников. Мадрасский губернатор, лорд Элфинстон, выслал мне туда трех служителей с различными съестными припасами; перед завтраком я по обыкновению взял ванну.

Предваренные о моем приезде, брамины выслали к нам слонов и танцовщиц, молоденьких, хотя вовсе не красивых. Одна Из ник, довольно, впрочем, хорошенькая, играла на странном инструменте из кокосового ореха, звук которого походил на гобой и вместе с тем на плач маленького ребенка. Эта малютка, играя, делала большие усилия, к которым вынуждала ее мать, толстая, смуглая мегера. Я выгнал мать из комнаты, а дочери подарил несколько рупий, дав себе обещание попросить лорда Элфинстона, чтобы он принял меры к прекращению такого ревностного обучения юношества.