Письма о демонологии и колдовстве - [61]

Следовательно, пока богословы англиканской церкви имели могущественную поддержку в королевстве, колдовство, хотя суды и даже приговоры за него иногда случались, не вызывало того всеобщего ужаса, какой распространялся повсеместно от одного только подозрения в его совершении. Так что, несмотря на сообщения Реджинальда Скотта и других, то были только напрасные претензии и пустые формальности римского вероучения, которое в целом допускало веру в колдовство или магию. Наказания за такие преступления часто не вели к смертной казни, если судьи были не слишком ретивы в получении доказательств обвинения и испытывали сильное подозрение, что законные основания для таких приговоров редко существуют на самом деле. С другой стороны, обычно бывало, что где бы в Британии ни начинали побеждать кальвинисты, сразу же как бы вследствие этого начиналось повсеместное преследование ведьм и колдунов. Кальвинисты боялись и ненавидели колдунов больше, чем другие протестанты, сохранившие обряды отвергнутой ими католической церкви, они были более энергичны в поисках следов преступления и, конечно, необыкновенно успешны в раскрытии преступлений и доведении виновных до искупления греха сожжением.

Словом, уже упомянутый доктором Френсисом Хатчисоном принцип управляет, видимо, увеличением либо уменьшением таких дел в зависимости от главенства той или другой церкви. Число ведьм и предполагаемых сделок с Сатаной будут увеличиваться или уменьшаться в соответствии с тем, будут ли такие дела признаваться возможными или невозможными. При первом предположении число обвинений и приговоров будет возрастать с ужасной скоростью. Когда обвинениям не верят и отвергают их как недостойные внимания, преступления становятся нечастыми, перестают занимать умы общественности и приносят мало беспокойства судьям.

Статут Елизаветы против ведовства в 1562 году, казалось, не должен был увеличить число разбираемых дел в судах или, по крайней мере, приговоров по ним, но фактически не сделал ни того, ни другого. Двое детей в 1574 году допрашивались по поводу мнимой одержимости и стояли у позорного столба для мошенников. Милдред Норрингтон, названная Девой Уэствелла, есть другой пример одержимости, но она также призналась в обмане и публично показывала свои уловки и трюки. Сильное влияние, которого уже добились пуритане, вероятно, могло быть достаточным, чтобы считаться причиной более суровых приговоров, в которых и присяжным, и судьям елизаветинского времени приходилось проявлять ужасающую суровость.

Эти случаи одержимости были в некотором отношении ловушками для священников римской церкви, которые, хотя и были слишком проницательны, чтобы понимать, что притворные припадки, вывихи конечностей, необычные звуки и другие странности, демонстрируемые в доказательство влияния демона на одержимых людей, были не чем иным, как результатом обмана со стороны всяких проходимцев, тем не менее часто испытывали соблазн принять их за реальность и поверить, что здесь требуется вмешательство. В этот период католическая церковь имела возможность собрать вокруг себя всех приверженцев, оставшихся у нее в государстве, где царили раскол и ересь; святые отцы и богословы заявляли о существовании ужасного недуга и о том, что сила молитв, святых мощей и обрядов может исцелять его. При этом священнику стало трудно, учитывая его большую приверженность интересам своего ордена, чем истине, избежать столь соблазнительной возможности, как предполагаемый случай одержимости, и не продемонстрировать преимущества, полученные благодаря профессии, чтобы обеспечить своей церкви авторитет изгнания демонов. Неудивительно, если служители церкви временами потакали обманщику, уличить которого препятствовали вышеизложенные мотивы. При этом им не приходилось прибегать к сомнительному курсу поддержания непосредственного общения с обманщиком, так как намек или два, оброненные в присутствии предполагаемого одержимого, могли дать тому необходимую информацию о правильном поведении; и если одержимый дьяволом был достаточно проницателен или ловок, ему не требовалось дополнительных инструкций, чтобы сыграть свою роль дальше.

Такое сообщничество иногда разоблачали, и оно приносило много вреда римской церкви. На эту тему читатель может просмотреть знаменитую книгу доктора Харснетта о папистах, где приводятся несколько известных случаев разоблачения мошенничеств, в которых наверняка были замешаны деятели римской церкви. Одно из крупных мошенничеств состояло в том, что Грейс Совербаттс, подученная католическим священником, обвинила в ведовстве свою бабушку. Такие случаи, однако, не были ограничены участием священников римской церкви.

Мы уже говорили, что как противоположности притягиваются друг к другу, так и сектанты в своей дикой ненависти к папистам приняли некоторые их идеи об одержимости и заявляли со всей страстью, что также могут изгонять дьяволов, которых сама римская церковь собиралась изгонять обрядами, церемониями и мощами. Памятен случай Ричарда Дагдейла, названного саррийским мошенником, который был одним из самых замечательных и всегда упоминался сектантами. Считалось, что этот юноша продал свою душу дьяволу с условием, что станет лучшим танцором в Ланкашире, и в состоянии одержимости Ричард исполнял массу фантастических трюков, не очень отличающихся от тех, которые демонстрируют опытные танцоры в наше время. Этот человек был отдан в руки сектантов, рьяно ухватившихся за возможность исцелить страдальца, чей случай католическим священникам казался пустяком. Они создали комиссию, которая еженедельно посещала одержимого и в назначенные дни в течение года мучила его. Все, что касалось демона, преподобными джентльменами было отставлено в сторону, они на какое-то время отпускали стражу и если и вспоминали про Сатану, то только смеялись над способами, которыми тот старался сдержать свое слово научить танцевать своего подопечного: «Что, Сатана? Это за такой танец Ричард тебе продался?», «Ты не можешь танцевать получше?», «Перебери в памяти все старые танцы: ты не можешь найти что-нибудь получше этого топтанья? Проверь: не может ли этот интриган придумать новый способ делать антраша? Разве это верх искусства и гордости волочить ноги, так сгибать колени, спотыкаться, как баба, и прыгать, как белка? И чем твои выпады отличаются от лягушиных, козлиных или собачьих или от ужимок обезьяны? А не паралич ли разбил твои дряблые ноги? Ты не кружишься ли, как теленок, которому приспело, и у тебя трясутся ли поджилки, как у больной лошаденки?»