Письма о буддийской этике - [14]

Целую и обнимаю, мой ангел.

Вечно любящий тебя Биди.

7. 22 ноября 1956 г. Москва

Милая моя Наташа!

Я пишу тебе о христианской мистике, чтобы сравнить ее с буддийской, ибо на разных концах земли в разную эпоху человеческая мысль, направленная к одной цели, приходит в конечном итоге к одному и тому же выводу, чем подтверждается истинность положения вещей.

В мире существуют четыре основные религии: иудаизм, магометанство, христианство и буддизм. Все они в разной степени имеют свою мистическую направленность. Еврейская (иудейская) мистика довольно сильная, ее основные учения (мистические) сконцентрированы в книгах Каббалы, среди них: «Зогар» (что означает сияние), которая является сердцем — основой еврейской мистики. Чтобы изучить это глубоко, необходимо знать хотя бы древнееврейский язык, не говоря об арамейском. Но мистически настроенные евреи, которые знают «Зогар», ни под каким видом не раскроют его содержание. Я случайно встретился с одним евреем в лагерях (бывшим коммунистом, стало быть, неверующим), он знал и тот и другой языки. В общих чертах он мне раскрыл содержание еврейской мистики, я пришел в ужас. Евреи путем самоуглубления достигают дружбы с черными духами, т. е. посредством разных каббалистических цифр (625 и т. д.) раскрывают положение вещей в мире. Вся сила, приобретенная благодаря этой «науке», направлена на эгоистическое начало индивидуального существования. От них же возникли еврейские секты сатанистов и всевозможные оккультные науки, с которыми в средневековые времена не могла не бороться высокоморальная христианская религия (инквизиция).

Магометанство (ислам) есть секта иудаизма, приспособленная для степных, кочующих арабов. Здесь также религиозная мораль прямо противоположна христианской и буддийской. Мусульмане прошли неслыханный кровавый путь, распространяя свою религию.

Христианство, может быть, тоже прошло через море крови, но все-таки не в таком масштабе, как магометанство. У них (в исламе) почти нет мистики в таком смысле, как в буддизме и христианстве . Поэтому для нашего изучения и сравнения наиболее подходящей является христианская мистика.

Как я говорил в письме от 14 ноября, нравственное преображение, по учению Фомы Кемпийского, является результатом подражания Христу. Подражание это не ограничивается следованием образу жизни Христа и его поступкам. Необходимо еще и углубиться в его духовную личность, в его внутренний мир. Через созерцание Христа открывается человеку путь приближения к Богу и преодоления врожденной греховности. Правда, у Фомы Кемпийского погружение в личность Христа сопровождается особым состоянием сознания, существенно отличающимся по внешним признакам от обычного нормального сознания.

У других мистиков духовное созерцание завершается состоянием экстаза, в котором достигается полная отрешенность от окружающего мира, исключительная пригвожденность внимания к созерцаемому образу (нечто похожее на гипноз), как, например, у Святой Терезы и Святого Жана Делакруа.

В некоторых случаях вживание в страсти Христовы (его распятие) доходит до такого напряжения, что захватывает и телесную жизнь мистика и проявляется на физиологическом уровне. Таковой является стигматизация — появление кровоточащих ран на руках и на ногах, т. е. в тех местах, где были раны распятого Христа. Видимо, та же сила мысли действует и в обычной практике. Например, академик Павлов описывает случай, когда в результате симуляции беременности у одной женщины появились жировые отложения на животе и груди.

В стигматизации появляется непосредственное воздействие экстатического сознания на физиологическую жизнь человека. Это роднит ее до известной степени с практикой буддийских йогов, поскольку и здесь под власть сознания подпадают такие физиологические процессы жизни, которые в обычных условиях совершенно независимы от него. В христианской мистике такие явления представляют исключения, и аскетическая практика, расширяющая и углубляющая власть сознательного духа над телом, не достигла здесь такого развития, как в буддизме.

Поскольку первоначальная биологическая функция сознания состоит в регулировании взаимоотношений между организмом и внешним миром, то ему подчинены, прежде всего, телесные движения и процессы, которые осуществляют эти взаимоотношения. Наоборот, внутренние физиологические процессы протекают почти без исключения автоматически, независимо от сознания, и доходят до него лишь в виде смутных, слабо дифференцированных органических чувств. Поэтому подчинение телесной жизни сознанию (духу) проводится в аскетической практике обычно не прямым путем, а косвенным, посредством изменения окружающей тело и взаимодействующей с ним среды и приспособления телесной жизни к самым разнообразным условиям (к холоду, жаре, голоду, бдению, боли и т. д.) Тело утрачивает, таким образом, свою болезненную (повышенную) чувствительность к этим изменениям среды и не препятствует своим инстинктивным сопротивлением самостоятельной активности духа.

Чтобы сломить это инстинктивное сопротивление тела против страдания (прежде всего против физической боли), стоики и эпикурейцы Греции выработали особый метод отчуждения страдания. Это такая установка сознания, которая рассматривает все телесное, в том числе и страдание, как нечто чуждое, наносное, не относящееся к подлинному существу человека, а потому не имеющее значения для духовной жизни человека и не способное причинить ей ущерб. Такая, основанная на самовнушении, установка сознания дает человеку возможность свободно созерцать и раскрыть внутреннюю свободу своей автономной личности. Но утверждение такой установки сознания лишь закаляет тело, притупляя чувствительность к физическому страданию, но не выявляет его скрытые положительные силы и не ставит их на службу духовной жизни. А именно это делает аскетическая практика йогов, расширяя и углубляя власть сознания (духа) над телом и особенно над внутренней физиологической жизнью. Вместе с тем она увеличивает и власть духа над материальной природой вообще.