Письма Колумбу. Дух Долины - [93]

Наш поиск направлен на постижение того, как известные нам по нашему земному существованию системы вписываются в более обширный строй вселенной.

Физика занята только тем, что воспринимается нами как физические силы. Но возникает настоятельный вопрос. Нет ли где-то в едином силовом поле и такой формулы, которая объединяет то, что мы называем духом, с тем, что мы называем материей?!

Первобытный человек давно уяснил себе, что физические силы могут действовать на психические, а психические — на физические; на этом понимании зиждилось могущество шамана. Ныне позднейшие открытия о единстве всего живого ложатся в основу новой науки — психофизиологии. Быть может, она научит нас по своей воле управлять кровяным давлением и частотой пульса, позволит стареющему мозгу с приглушенными альфа-волнами вернуть свойственную молодости более мощную амплитуду.

Интуитивные познания шамана и опыты психофизиологии могут явиться хотя бы приблизительным указателем, когда мы будем продолжать наше паломничество в голубых просторах. Быть может, где-то за Плеядами и Волосами Вереники ждет фундаментальное объяснение, в котором проявлениями одной и той же силы предстанет то, что мы называем духовными силами, и то, что, ограниченные возможностями нашей лексики, именуем элементарными частицами.

Сознание, наблюдающее и размышляющее, существует лишь в быстролетном миге времени — вечности и пространства — бесконечности. Все говорит за то, что сознание конкретного «я» исчезает одновременно с распадом биополя. Но при всей своей мимолетности сознание может быть одной из форм проявления порядкообразующей силы. Подобно тому как веществу, что концентрируется, чтобы образовать солнечную систему, и летит дальше, когда солнечная система взрывается, как будто присуща тенденция сооружать все более крупные структуры, так и сознания, возможно, подчинены некой тенденции. Сознание не может существовать вне пространства-времени. И напрашивается догадка, что оно — порождение той же силы, которая строит галактики.

Сознание, не умевшее объяснить свои исходные элементы, нащупывало путь в спекуляциях о переселении душ и вечной жизни. В изменившейся картине мира нет места таким спекуляциям.

Вероятно, известная нам форма сознания — только зримая часть ансамбля сил, который труднопостижимым способом соединяет нас со всем в космосе. Нет оснований считать ее единственно возможной формой комбинации космического вещества. И даже наиболее существенной. Мы должны смириться с тем, что никогда не доищемся главной силы, все приводящей в движение. Как термит вряд ли когда-нибудь познает Землю, из крупинок которой сооружает свою крепость, так и нам нелепо требовать конечного ответа на вопрос, почему мы есть, зачем что-то должно быть.

Если говорить о великом узоре мироздания, то мы подобны ткачу, работающему над своей деталью обратной стороны большого гобелена, переднюю часть которого ему не суждено увидеть. Стало быть, вряд ли когда-нибудь мы до конца познаем собственную суть.

И все же нас постоянно будет обуревать соблазн проникнуть за начертанный в каждый данный момент нашими наблюдениями и предположениями горизонт, чтобы исследовать поддающееся исследованию. Многое, что теперь заслоняет видимость, вероятно, развеется по мере эволюции мысли и совершенствования наших приборов.

День, когда вид прекратит свой поиск, обозначит конец его срока, хотя бы никакая водородная бомба не грозила стерилизовать Землю и никакие ядовитые облака не заслоняли Солнце.

Слышу голоса, что шушукаются в траве. Земные голоса — и вместе с тем отголоски происходящего в голубых саваннах космоса. Мне не дано их истолковать полностью, но я должен стремиться получше узнать их язык.

7

Жить и умереть — две стороны одного процесса. Без жизни нет смерти, без смерти нет жизни.

Порой, когда я сидел, смотря на пламя лагерного костра, жизнь представлялась мне как нечто, возникшее при самовозгорании в материи планеты, как некогда возник огонь. Отдельные языки пламени непрестанно то вспыхнут, то погаснут, но огонь живет в веках, согревая и обжигая.

На молекулярном уровне нет пропасти между живой и мертвой материей. Жизнь возгорается, когда материя начинает организоваться определенным образом. Жизнь — система и вместе с тем лишь часть большей системы.

Смерть присутствует уже, когда зажигается жизнь. Смерть индивида начинается в материнском чреве. В его влажном мраке зародыш повторяет весь эволюционный процесс от праокеана и дальше, с напоминающими о биологическом развитии жабрами рыбы, желточным мешком рептилии, хвостом и косматостью млекопитающих. По мере приближения зародыша к человеческой форме разрушаются все отжившие. Клетки рождаются и клетки умирают уже на первой фазе роста индивида.

Смерть, наш наперсник еще до нашего рождения, сопровождает нас затем весь жизненный срок. Ежедневно мы чуть-чуть умираем, ежедневно чуть-чуть возрождаемся. Каждые сутки человеческий организм отторгает больше полумиллиарда клеток. Каждые сутки их место занимает столько же новых клеток. Жизнь, вышедшая из того, что нам представляется безжизненным, может выжить, только постоянно и частично умирая. Доли организма должны непрестанно умирать, чтобы организм мог жить.