Письма к императору Александру III, 1881–1894 - [5]

[10], коему как постоянному руководительному совету я принимаю на себя обязанность подчиняться. Одновременно имеется в виду привлечь наибольшее количество талантливых писателей и сделать из «Гражданина» издание с одной стороны выдающееся по живому интересу, богатому содержанию, привлекательным сторонам (сильные статьи, романы, критика, картины), а с другой стороны общедоступное по цене, с шансами на успех между средними образованными сословиями, которое могло бы незаметно и постепенно вырывать читателей у других изданий с сомнительным направлением и служить орудием пропаганды порядка и порядочности против пропаганды и печати беспорядка.

Для осуществления этой безусловно нужной теперь цели потребна на первые два года денежная помощь, ибо надо уплачивать большие гонорары писателям и художникам и держать издание в невысокой подписной цене. Частные поддержки неудобны именно для консервативного органа, ибо, ставя оное в зависимость от капризов жертвователей, могут вредить цельности, твердости и строгости направления. Предпочтителен путь прямой и честный временной поддержки от правительства, но безусловно и строжайше тайный, дабы ни малейшим намеком не могло быть правительство скомпрометировано в арене борьбы печати с печатью. Как достичь этой тайны и блюсти ее, во избежание печальной участи «Берега»[11], изложено в записке.

Затем во избежание малейших сомнений на счет употребления с пользою просимой поддержки, то лицо, которое выдаст мне сумму, положим, министр внутренних дел, получает от меня же отчет в расходах по ней; а редакционный совет контролирует содержание издания и мое перо, и таким образом двойная отчетность, денежная и духовная, являются порукой того, что помощь правительства не компрометируется. А польза для интересов консерватизма может быть огромная. Устроится наконец что-нибудь цельное и прочное за порядок!

Засим остается прибавить, что я говорил об вопросе о денежной помощи только с одним министром внутрен[них] дел[12]. Как сказано в записке: жаль, ужасно жаль не воспользоваться нынешнею минутою – она не повторится – для дружного напора на печать беспорядка. А одинокие усилия, увы, бессильны.

С чувствами, не нуждающимися, Государь, в определении – остаюсь чем был и есмь

Вашего Величества

верноподданный К. В. Мещерский

12 октября 1882 года

Если последует одобрение на сии мысли, и Ваше Величество изволите переслать эту записку к гр. [Д. А.] Толстому, то об одном дерзал только просить: о подтверждении хранить тайну, ибо в ней залог успеха, а в разглашении вред интересам правительства.

Очень секретно

Все говорят о вреде, и страшном вреде, который приносит либеральная или безнародная печать, все говорят о миллионах, потраченных на этот вред в печати в течение двадцати пяти лет, все говорят об опасностях, грозящих власти и России от разнузданности и враждебности к идее Самодержавия этой печати, все говорят о необходимости не только карать печать злонамеренную, но противодействовать посредством усиления печати благонамеренной, но, увы, доселе, с грустью приходится сознаться, печать беспорядка всесильна и богата, а печать порядка бессильна и убога.

Мысли, ниже излагаемые, суть опыт из области слов перейти к делу и устроить нечто осмысленное и цельное в виде издания такого, которое могло бы с одной стороны быть органом консервативных начал, а с другой привлечь к себе заманчивыми сторонами возможно большую читающую публику из той части общества, которую теперь завлекают и увлекают разные дешевые, но гнилые издания.

Еще в прошлом году я советовал графу [Н. П.] Игнатьеву сделать две попытки: одну – сельской газеты для крестьян, другую общедоступного журнала, с участием лучших писателей и с картинами и с статьями строго консервативного направления, в подражание распространенному в баснословных размерах 75 000 подписчиков журналу «Нива»[13], к стыду нашему в руках немецкого подданного. Мысль была такая: незаметно интересным чтением, хорошими рассказами, сильными и прочувствованными статьями, мало помалу производить пропаганду порядка и заставлять людей привыкать к звукам консервативной речи так же охотно, как теперь они привыкают к звукам речи либеральной.

Первая мысль о крестьянской газете осуществилась, хотя, к сожалению, далеко не так, как полюбилось бы такое издание народу, который в чтении любит рассказы о святых, о церковном, о царях, о военных подвигах, людях и событиях[14]. Вторая мысль замерла.

А между тем она важна и нужна, и именно теперь более чем когда-нибудь. Тогда, предоставленный самому себе, я решился прежде всего приступить к возобновлению «Гражданина» в виде опыта, дабы знать: 1) есть ли в обществе действительно реакция или склон к порядку, 2) есть ли кружок лиц, на который можно рассчитывать как на ядро для развития из него дальнейшего круга консервативных единомышленников и 3) могу ли я, то есть способен ли я повести дело, за которое берусь? Вопросы эти я очевидно поставлял для того, чтобы иметь данные для будущего, в виду осуществления мысли об общедоступном журнале, замершей в прошлом голу. Опыт дал с января по конец октября несомненно веские данные. Опыт был интересен. Во-первых, возобновлялось издание, вследствие его резко консервативного направления крайне непопулярное и многим ненавистное, во-вторых, возобновлялось издание без личных сил и средств. Произошло вот что. С 700 подписчиков в январе цифра дошла до 1500; ненависть и брань, пробудившиеся снова, доказали, что журнал с идеею