Пища ада - [2]

Мужчины повернулись к нему. Они молчали. На их лицах было не просто недоверие — опасение непонятно чего. Халлель попытался раздвинуть их, чтобы взглянуть на женщину, но её муж вытащил нож и поднёс его к глазам чужака. Халлель отшатнулся.

— Но я врач! — сказал он. — Понимаете — доктор…

— Ты дурак, — из-за спины ответил книжник.

Он взял Халлеля за плечо, отодвинул от лезвия и что-то сказал мужчинам на своём языке. Муж женщины кивнул на Халлеля и яростно возразил. Его братья потянули ножи с поясов. Они смотрели на чужака, как на опасного зверя.

— Скажите им, что я врач, — обратился к книжнику Халлель.

Тот оттолкнул его подальше и стал что-то говорить своим. Женщина тяжело дышала, её глаза закатились. Халлель ждал. Книжник повернулся к нему.

— Иди на своё место и сиди.

— Почему? Ей же плохо, она беременна. Я врач…

— Я понял тебя. Ты что, хочешь к ней прикоснуться?

Халлель похолодел. Он понял, в чём дело, но отказывался смотреть этой правде в глаза.

— Ты, западный мужчина, хочешь прикоснуться к этой женщине? Его жене? — Вари указал назад. — Ты хочешь трогать её руками? Может быть, снять с неё одежду?

Книжник поднял брови в не то напускном, не то искреннем изумлении. Халлель отметил, что он моложе, чем кажется. Кожа этого вари была не смуглой, а загорелой. Из-под светлых бровей смотрели умные серые глаза, а лицо было вполне западного типа. Увидь Халлель этого человека в западном ресторане, в костюме, он не заподозрил бы в нём чужака. Да это русь, понял врач; книжник — явный северянин из русов. Когда-то он переехал сюда жить или, может быть, просто приехал в гости, как сам Халлель, да так и остался здесь, за что-то или кого-то зацепившись.

— Надвигается буря, — сказал книжник. — Иди на своё место, сядь и попытайся стать невидимкой.

— Буря? — Халлель был поражён. — Эта женщина наверняка рожает, мы в пустыне, надвигается буря… и я не имею права помочь?

Книжник пожал плечами и взглядом указал назад. Мужчины не думали прятать свои ножи. Это были хозяйственные ножи, острые и прямые. Ими одинаково удобно свежевать ягнёнка и резать глотку врагу. Халлель понял, что он действительно дурак.

Он вернулся на место. Автобус опять тряхнуло, потом ещё и ещё, и женщина закричала. Водитель сбавил скорость и что-то крикнул в салон. Автобус свернул с шоссе.

— Будет буря… — протянул попутчик с азартом. — Мы едем к убежищу. Становится интересно…

Халлель напряжённо ловил звуки, которые издавала женщина. Она была очень молода, моложе Самири, меньше ростом… и не так красива. Была проще, невзрачнее, чем та, к которой он более чем прикоснулся.

* * *

— Только Вы его обязательно прочитайте.

— Хорошо, — сказал он.

— От этого может зависеть жизнь.

— Да, — сказал Халлель и взял путеводитель.

У него уже была такая брошюра, но это не имело значения, потому что этот экземпляр ему дарила её рука. Чудное женское лицо выглянуло из окошка кассы турбюро, когда Халлель пришёл забрать билет. Он не видел ни груди, ни бёдер — того, на что прежде всего обращают внимание мужчины, и для него самой соблазнительной частью её были губы. Словно спелая вишня — писали о таких губах поэты; такие плавные очертания глаз они сравнивали с миндалем, и Халлель вдруг почувствал остроту правды стихотворцев. Каждый ноготь её был крохотным садом, и на тёмной почве из лака рос белый, с золотыми сердцами цветок. Халлель зачарованно смотрел, как рука феи вернула ему паспорт с визой, и зачем-то сказал:

— Я лечу в отпуск в Чиати. Двадцать шестого.

— Я знаю, — ответила она.

Голос был чистый и плавный, как южное лето. Как ласковые небеса.

Оазис Чиати рос прямо из шкуры пустыни. Даже кирпичи были здесь песчаного цвета. Их делали, связывая песок цепким строительным раствором, который, согласно легенде, изобрёл лично Ран. Посреди самой Гешу до сих пор стояли возведённые им для караванов и солдат убежища от бурь, неприступные цитадели, сложенные из огромных песчаных блоков. Они были надёжны до сих пор, держались многие сотни и тысячи лет на этом цепком растворе, или, может быть, на чьём-то когда-то данном кому-то честном слове… За окном автобуса сошли на нет все каменистые холмы, и мир стал плоским — пустыня, дорога и беспокойное небо. Только автобус (жук) полз (летел). И ещё что-то плавало в воздухе, дальние точки — вверх, вниз. Похоже, это были птицы… И какое-то подозрение замерло, шевельнувшись.

Халлель приехал в Чиати из аэропорта Танаис на таком же автобусе-ветеране. Было полдвенадцатого ночи, и время ужина в отеле давно прошло. Халлель начал искать открытый ресторан. И нашёл. Ужин был неимоверно убог, и десять талеров — ничто для доходов врача — показались серьёзной потерей. Кое-как набив брюхо и валясь уже с ног, Халлель побрёл к озеру. Песчаный берег был совершенно пуст, а воды мерцали нечётким призрачным светом. Халлелю стало неуютно. Вспомнились старые западные сказки о жутких жителях восточной ночи, созданиях Эша и Рана, но почему-то не Андрея. Было как-то не принято поминать в этой связи Святого Андрея, хотя хроники тех времён говорили, что и он имел отношение к монстрам. Как будто сам Запад хотел очистить этого человека от этой вины и вознести его на пьедестал… Халлель улыбнулся древним мифам, но всё-таки повернул назад, так и не подойдя к воде. Ночью город производил жалкое впечатление. Халлелю чудились вездесущая пыль и грязь, которые он увидит, когда выйдет из отеля при свете дня… Он лёг полуголодным и решил, засыпая: пусть даже отпуск не удастся, это всё равно удача, потому что я увижу, как и чем они здесь живут.