Еще одна картина, живописующая редкий день отдыха в каторжном лагере посреди песков азиатской пустыни. Она так и называется - "Выходной день".
"Над лагерем летает, то поднимаясь куда-то ввысь, то падая на его ограду и запыленные, приземистые строения, смертная тоска гармошки. Это играет в бараке КВЧ его дневальный Трунов. Аккуратно стиснув ноги и остановив синие глаза, гармонист самозабвенно разводит мехи, а его пальцы привычно и уверенно бегают по пуговкам клавиатуры. Звуки раздирают бревенчатые стены клуба и гаснут. Вдоль них на полу сидят басмачи и слушают. Кое-кто за длинным щелястым столом играет в шашки, осторожно передвигая их задубевшими в забоях пальцами.
Остальные спят по баракам. Спят, запрокинув головы и открыв рты, хотя солнце уже закатывается за дальние барханы. У мертвых и усталых мало забот.
Заканчивается медленная скука выходного дня. В быстро сгущающейся темноте вспыхивают прожекторы на вышках ограждения. В их холодноватом свете пляшут бесчисленные песчинки, поднимаемые слабым ветром и не видные при солнце. Стихает и гитарный звон полированных мух в длинной уборной на пятнадцать очков, стоящей в дальнем углу лагеря.
Вот уже час, как в ней неподвижно сидит человек, уткнув в худые колени заострившееся лицо. Сорванная дверь дощатого строения скрипит на одной петле, по желобу с негромким журчанием стекает желтая моча. Люди часто входят сюда, справляют нужду и уходят, стаскивая с шеи брючные ремни.
В редкие минуты, когда человек остается один, слышно, как похлопывает по крыше уборной полуоторвавшийся лист толя, а в барханах за зоной начинают звенеть остывающие пески. Тогда человек поднимает голову. На его темном лице грозное уныние умирающего орла. Но снова входят люди, и человек опять прячет его в колени.
Гармонист в клубе все еще продолжает играть. Иногда он переходит на веселый, плясовой мотив, и звуки гармоники как будто начинают кувыркаться в холодеющем воздухе. Заигрывая с легкомысленными песчинками в прожекторных лучах, они подхватывают их и, пританцовывая, уносят куда-то в темноту.
А на пружинящей доске уборной, заляпанной хлоркой и нечистотами, все еще висит над очком Султан ага-Галиев, грозный когда-то предводитель басмачей. И жизнь по каплям вытекает из него пенистой кровью дизентерии. Не он ли сказал, отказываясь лечиться, что его жизнь теперь стоит не больше, чем это дерьмо. Так пусть она и уходит вместе с ним в вонючую яму".
Вот так же безжалостно, в силу такого же, хотя и ложного, сознания ненужности и бесцельности своей сломанной жизни, укорачивал ее и создатель этого скорбного образа, так и оставшийся безвестным. Финалы судеб Писателя и его героя во многом сходны, хотя его могилу не замели пески пустыни, а засосали топи тундры.
1970
ОТ АВТОРА
Миниатюры "Свидание" и "Выходной день" принадлежат перу Игоря Николаевича Стина, умершего в заполярном поселке Халмер-ю в конце пятидесятых годов в одиночестве и безвестности. Мною они подвергнуты только некоторой обработке, не нарушившей ни их содержания, ни стиля покойного писателя.
Публикация В. Демидовой
