Писатель - [5]

Плакала эта женщина и спустя много лет после смерти Гене, когда показывала кое-кому из своих друзей его уцелевшие миниатюры. Она и сейчас не сомневалась, что покойный был не просто писателем, а Писателем Божьей милостью, с большой буквы. Одним из великого числа талантов, загубленных на Руси Неправдой и Произволом. Имена их "Ты же, Господи, веси".

К женским оценкам человеческих достоинств, особенно достоинств мужчин, которых они любили, следует подходить с большой осторожностью. Обычно тут преобладает эмоциональное начало. Но бывшая подруга Гене не была голословной. Ее высокое мнение о писательском таланте своего друга подтверждается сохранившимися у нее его маленькими произведениями, правда, весьма немногими. Она не могла себе простить, что не была достаточно настойчива, выпрашивая для себя литературные подарки. Покойный всякий раз умел ее убедить, что понравившиеся ей вещицы далеко еще не совершенны и требуют доработки. Она тогда не знала еще одного из главных свойств каждого настоящего писателя, впоследствии сформулированного Ремарком. Писатель никогда не заканчивает работы над своей книгой. Приходит время, и он ее оставляет.

Два из оставленных Гене рассказиков я привожу в этом очерке. Первый из них называется "Свидание". Это картина встречи через колючую проволоку лагерной ограды двух любящих людей. Он - мелкий уголовник, только что получивший очередной срок. Она - его жена, такая же несчастная, нищая и жалкая. Это подонки общества, его фактические парии. Мало кто думает о таких, что и они люди и что ничто человеческое им не чуждо. Чтобы разглядеть это человеческое сквозь наслоения уродливого, грязного и смешного, требуется острое зрение и пристальный взгляд доброго таланта. У Гене был такой талант. С его помощью писатель отображает скрытую от большинства окружающих внутреннюю сущность своих героев, показывая как бы через увеличительное стекло. При этом он до предела сужает поле зрения непосредственно видимого, чтобы оставить тем больший простор для вызванных им мыслей и чувств. Гене не боится натуралистичности в своих описаниях и не приглаживает непристойного жаргона своих персонажей, если это нужно для правдивой передачи обстановки и подлинности изображения характеров и типов.

"Чадин нескладный и костистый как худой медведь. У него лиловые губы и отталкивающе безобразное лицо со следами кожной болезни. Он не говорит, а как будто рычит, пользуясь почти одними только грубыми и непристойными словами. Других слов, впрочем, он почти не знает.

Однако мало кому известно, что и свой грубый, хриплый голос, и постоянно свирепое выражение лица и глаз Чадин выдумал. И что он носит их, как носят отпугивающую окраску некоторые безоружные животные.

Нищенская неудача ходила за ним по пятам с первого дня его рождения. Даже, пожалуй, еще раньше, так как Чадин начал с весьма неудачного выбора для себя родителей. Его отец вряд ли был известен даже его матери, а сама она умерла в тифозном бараке еще во времена гражданской войны, успев только обучить сына мелким кражам и сквернословию. С этим багажом он и начал свою самостоятельную жизнь на вокзалах, в люках городской канализации и в приютах для беспризорных, из которых, впрочем, Чадин постоянно убегал. Затем детдомы сменились тюрьмами, убежать из которых было уже труднее. Да и попадался Чадин, пожалуй, чаще, чем воровал.

Так как действительно нет урода, который не нашел бы себе пары, то и Чадин в промежутках между тюремными сроками, первоначально не очень большими, жил с женщиной, такой же несчастной и отверженной, как и сам, и лишь немногим более умной. Он постоянно возвращался к ней, так как считал ее своей женой, а она его мужем. Их любовь была верной и прочной и завершилась тем, что после его осуждения на нынешний, уже восьмилетний, срок у них родился ребенок.

С этим ребенком на одной руке и красным узелком - в другой она и стоит сейчас перед зоной. Женщина одета в потрепанный и латаный мужской пиджак. На ее худых, кривоватых ногах продранные во многих местах чулки и стоптанные туфли с покривленными каблуками. Однако выражение испитого, не по годам морщинистого лица решительное и воинственное.

- Бес чужеядный! - кричит женщина, потрясая узелком, в котором, наверно, пачка махорки и несколько кусков сахару. Возможно, однако, что там только два гриба, найденных по дороге. Она смотрит презрительно и ненавидяще: - Страшной разбойник тоже... Драный весь, муде наружу... Па-зор!

День погожий. Поэтому невдалеке, на пропитанной аммиаком траве зоны, лежит лагерная шпана и глазеет на свидания. Зрители довольны монологом посетительницы и счастливо гогочут.

- Ты меня не страми! - хрипит Чадин, вращая глазами.- Чадина х... возьмешь! Чадин сам всех е... знаить... А страм я с кашей ем. Во как!

Шпана заливается еще громче.

- Змей ты, погубитель проклятый! Раз... мамай губастый! - выкрикивает женщина и грозно вытирает нос кулаком.

Зрители на траве, держась за животы, корчатся от смеха. И вдруг они смолкают. Дело в том, что умолкли актеры бесплатного комического спектакля. Они не ругаются, они плачут. И даже самым зачерствевшим и скудоумным из зрителей становится ясно, что не так уж оно и смешно, это зрелище двоих обездоленных людей, стоящих по разные стороны колючей проволоки!"