Писать как Толстой. Техники, приемы и уловки великих писателей - [94]

Шрифт
Интервал

В одном выпуске журнала Publishers Weekly за 2015 г. два автора произведений с ненадежными рассказчиками — Колин Уиннетт (написавший «Койот» (Coyote), в котором повествование ведет предположительно слетевшая с катушек мать) и Джереми Дэвис (сюжет его романа «Причуда» (Fancy) строится вокруг мужчины, ищущего сиделку для своих кошек) — обсуждают, каких ненадежных рассказчиков в мировой литературе они назвали бы лучшими. Среди выбранных ими произведений был «Священный источник» (The Sacred Fount, 1901) Генри Джеймса, наименее читаемый из его главных романов. В этой книге рассказчик с первой до последней страницы занят тем, что делает замысловатые умозаключения о других посетителях вечеринки, не имеющие под собой практически никаких оснований. Publishers Weekly, February 27, 2015.

«Книга, которую я пишу…» Цитируется по: Elif Batuman, «Get a Real Degree,» London Review of Books, September 23, 2010.

…первое лицо всегда больше располагает к себе… Norman Mailer, «First Person Versus Third Person,» The Spooky Art: Thoughts on Writing (New York: Random House, 2003), pp. 32–37.

«Я — это не я; ты — это не он и не она; они — не они». Джеффри Арчер обычно пишет романы от третьего лица, но, когда в конце 1980-х я редактировал его «Всего пару миль по прямой», в котором главный герой проходит путь от уличного торговца в Восточном Лондоне до лорд-мэра Лондона (поста, занять который жаждал сам Арчер), мне нередко приходилось вычеркивать «я» в тех местах, где предполагалось «он»: Арчер идентифицировал себя со своим героем.

Переход к повествованию от первого лица… Роуз Тремейн сказала мне, что для нее искусство создания персонажей заключается в том, чтобы пробудить в читателе одновременно чувство узнавания и удивления. Задача автора, пишущего исторический роман, в том, чтобы придать «иной оборот» известным читателю событиям — так, чтобы он подумал: «Мне казалось, что я знаю о данном периоде все, но этого я не знал». Затем она вспомнила совет, который сама получила много лет назад, — что литература любого рода должна строиться вокруг оси «надежда — катастрофа».

«Я заметил, что это местоимение…» См.: Marc Chénetier, «An Interview with Steven Millhauser,» Transatlantica, October 1, 2003; доступно по адресу: http://transatlantica.revues.org/562.

Кажется, это нейтральный текст… Cм.: Michael Wood, «Report from the Interior,» London Review of Books, January 9, 2014, p. 29.

И не только в художественной литературе… См.: David Nokes, Samuel Johnson: A Life (London: Faber, 2012).

Роман «Шум и ярость» (1929) Уильяма Фолкнера представляет читателю… См.: Frederick R. Karl, William Faulkner: American Writer, p. 533.

Фолкнер сосредоточил внимание на трансформациях… См. статью о романе в Wikipedia — там приведено замечательное краткое изложение его сюжета.

В своей рецензии на книгу Гэлгута Уильям Скидельски заметил… См.: William Skidelsky, «In a Strange Room by Damon Galgut,» The Observer, July 24, 2010.

Преимущество писем… Источником материала о Ричардсоне послужило издание: David Lodge, The Art of Fiction, p. 22.

а Ричардсон лишь выступил в качестве их редактора. Говорят, когда в город Слау попала концовка романа, описывающая триумф главной героини, «восторженные жители стали звонить в церковные колокола от радости». То же самое произошло в Престоне в графстве Ланкашир — там прислужница так объяснила неожиданный перезвон проходившей мимо даме: «Ну как же, мадам, бедняжка Памела, наконец, вышла замуж — мы узнали новости из утренней газеты». См.: Robert Hendrickson, The Literary Life and Other Curiosities (New York: Viking, 1981), p. 23.

когда были приняты повествования даже от лица животных… См.: Elif Batuman, «Get a Real Degree.»

…«Зимний дневник» (Winter Journal) и «Репортаж изнутри» (Report from the Interior). Так же поступает Итало Кальвино в своем романе 1979 г. «Если однажды зимней ночью путник». Каждую главу он делит на две части. Первая обращена к читателю («ты») и рассказывает о действиях, которые тот совершает в попытках прочитать следующую главу попавшего в руки произведения, а вторая представляет собой начало нового романа, который читатель («ты») находит вместо продолжения предыдущей истории. И так читателю раз за разом не удается продвинуться дальше завязки. В конце нам открывается еще один тайный элемент романа: названия всех этих «первых глав» составляют связанное предложение, само по себе являющееся началом другой, совершенно отличной от предыдущих, книги. Этот роман принес Кальвину славу, и в 2009 г. одна известная газета отвела ему 69-е место в списке «ста романов, которые нужно прочитать», охарактеризовав его как «шутливую постмодернистскую загадку». Так оно и есть.

«Один из рассказчиков Беккета делится историей…» Marc Chénetier, «An Interview with Steven Millhauser.»

Одна из них, доселе не публиковавшаяся… Wendy Roberts, «The Art of Narrative Distance: The Sun Tsu Approach for Writers» — рукопись в работе.

Использование этого бестелесного повествовательного голоса… Фраза принадлежит критику Уэйну Буту. См.: The Rhetoric of Fiction (Chicago: University of Chicago Press, 1961).


Рекомендуем почитать
Я круче Пушкина, или Как не стать заложником синдрома самозванца

Естественно, что и песни все спеты, сказки рассказаны. В этом мире ни в чем нет нужды. Любое желание исполняется словно по мановению волшебной палочки. Лепота, да и только!.. …И вот вы сидите за своим письменным столом, потягиваете чаек, сочиняете вдохновенную поэму, а потом — раз! — и накатывает страх. А вдруг это никому не нужно? Вдруг я покажу свое творчество людям, а меня осудят? Вдруг не поймут, не примут, отвергнут? Или вдруг завтра на землю упадет комета… И все «вдруг» в один миг потеряют смысл. Но… постойте! Сегодня же Земля еще вертится!


Пушкин — либертен и пророк. Опыт реконструкции публичной биографии

Автор рассматривает произведения А. С. Пушкина как проявления двух противоположных тенденций: либертинажной, направленной на десакрализацию и профанирование существовавших в его время социальных и конфессиональных норм, и профетической, ориентированной на сакрализацию роли поэта как собеседника царя. Одной из главных тем являются отношения Пушкина с обоими царями: императором Александром, которому Пушкин-либертен «подсвистывал до самого гроба», и императором Николаем, адресатом «свободной хвалы» Пушкина-пророка.


Проблема субъекта в дискурсе Новой волны англо-американской фантастики

В статье анализируется одна из ключевых характеристик поэтики научной фантастики американской Новой волны — «приключения духа» в иллюзорном, неподлинном мире.


Кальдерон в переводе Бальмонта, Тексты и сценические судьбы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рассуждения о полезности и частях драматического произведения

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Романтическая сказка Фуке

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.