Пиратская история - [8]

Про этот веселый случай в городе вспоминали еще долго. А сам Жаклон, опять же — под общий хохот, утверждал, что до того, как он потерял сознание, больше всего его под потолком таверны беспокоили, это самое, мухи, а так, это самое, все было очень просто и очень понятно.

5

Главным человеком на острове был молодой пират по имени Фил.

На его куртке из бычьей кожи не имелось никаких знаков отличия, но все знали, что он — адмирал Фрис-Чеда.

Коренастый, светловолосый, с массивными тяжелыми плечами, он был сыном фрис-чедского пирата, голландца по происхождению, и пленной португалки, дед которой, как она сама рассказывала, был китайским торговцем, осевшим когда-то в Европе. Этим, должно быть, объяснялся восточный разрез глаз Фила,

Своих родителей он почти не помнил. Его отец погиб у берегов Мексики. А вскоре и мать, отправившись верхом в горы за хворостом, вместе с лошадью свалилась в ущелье и разбилась о камни, а лошадь была еще жива и дергалась в конвульсиях, пока подоспевшие стражники не пристрелили ее. Фила воспитал старый пират-испанец по прозвищу Дукат.

Каждый год, ранней весной, во Фрис-Чеде происходили выборы нового адмирала. Пираты собирались в таверне. Распахнутые окна со стороны улицы облепляли дети. Потом, празднично одетые, приходили женщины и чинно усаживались на лавках. Никаких угощений на столах не было. Считалось, что еда и питье в такой торжественный момент — выборы адмирала! — будут лишь помехой.

От женщин и детей зависело многое. Фрис-чедские пираты верили в то, что у женщин особое чутье, благодаря которому они могут загодя разглядеть такие тонкости, которые мужчинам и не снились. А дети были на острове всеобщими любимцами, им тут ни в чем не отказывали. Жестокие к чужакам, пираты, возвращаясь во Фрис-Чед, становились снисходительными, словно стараясь обрести душевное равновесие. Так что кому быть новым адмиралом, решали сообща. Если пираты кричали: «Этот подходит!» а женщины и дети шумели, не соглашаясь, то выборы приходилось начинать заново.

Пираты были людьми привередливыми. Прикидывали, насколько хорош был прежний адмирал. Если приходили к выводу, что лучшей замены не найти, то его оставляли в этой должности еще на год.

Адмирал считался на острове, командиром в военных делах и судьей в житейских споpax. Морское ремесло он должен был знать лучше любого капитана, это подразумевалось само собой. Он один имел право распоряжаться, когда и куда, в какой район океана идти на разбойный промысел. Только от него зависел дележ награбленного. Он мог наказывать и миловать, и каждый островитянин обязан был подчиняться ему беспрекословно.

Фил уже четвертый год подряд был адмиралом, и это кое о чем говорило.

Когда пираты, рассорившись, приходили к нему, чтобы он их рассудил, Фил, полузакрыв глаза, терпеливо выслушивал обе стороны. Потом, ткнув пальцем, объявлял: «Этот — прав. А этот — дурак». И ни разу, как считали фрис-чедцы, не ошибся.

Но порой ссора была до того запутанной, что даже Фил ничего не мог понять. Вот, допустим, разругались два пирата. Как водится, отдубасили друг друга, но и после драки не разобрались, кто же из них победил, а значит — прав. Приводят их к Филу. Остальные пираты, сопя, ждут, что скажет адмирал.

— Ну, — спрашивает он, — из-за чего хари друг другу расквасили? Что, сами не помните? Тогда — седлайте-ка оба коней и — марш в горы, стервецы!

Оба спорщика вскакивали на коней и отправлялись в разные стороны. Без оружия, имея при себе лишь лассо. Победителем становился тот, кто, выследив в горах своего соперника, заарканивал его и, связанного, доставлял на площадь перед таверной.

В первый раз, когда Фила выбрали адмиралом, ему было девятнадцать лет. Но уже тогда старые пираты, даже втихомолку не осмеливались назвать его молокососом. Да и причин для этого не было. Возраст… ну, что значит возраст, если человек умен, ловок, изворотлив и не бросает слов на ветер. Скажет что-то и — и словно полено в землю вогнал одним ударом кулака. В море ходит с малолетства, года три уже покапитанил, вроде не капитан на вид — мальчишка, но это только на вид…

Была в молодом адмирале некая внутренняя, скрытая сила, которая отличала его от других пиратов. Он никогда не хвастал своей ловкостью, меткостью в стрельбе или познаниями в морском деле. Разговаривал мало и неохотно. Редко улыбался. Но стоило Филу выйти на улицу, и юные фрис-чедки вцеплялись в него взглядами так же крепко, как черноголовые птицы-тайфунники мертвой хваткой вцеплялись в охотничьи шесты. Он ни в кого не влюблялся — влюблялись в него. Фил не торопился с женитьбой. Подождут, снисходительно ронял он, никуда не денутся, пока сам себе не выберу самую лучшую.

Наполовину голландец, наполовину португалец, он никогда не бывал в Европе, но его туда и не тянуло. Только однажды, увлекшись в океане погоней за купеческой караккой, увидел вдали смутные очертания португальского берега. Никаких чувств у пиратского адмирала это не вызвало. Чужая земля, равнодушно подумал он.

Европейцев он если и уважал, то разве что за их умение мастерски изготавливать оружие и доспехи.

От площади веером расходились несколько городских улиц, застроенных крепкими одноэтажными домами из бревен мапу, дуба и манцинеллы. В одном из них вместе со стариком Дукатом жил Фил. Изнутри на стенах были развешаны военные трофеи. Ланские аркебузы с: ложами из черного дерева, инкрустированные костью. Венецианские колчаны, покрытые красной кожей с искусно тисненными на ней рисунками. Легкие, как пушинки, клинки и кинжалы из Толедо. Мадридские мушкеты со стволами из Дамаска. Пистолеты из Брешии, покрытые топкой чеканкой, и пистолеты из Нюрнберга, инкрустированные костью и перламутром…