Пионовая беседка - [76]

Затем я вспомнила тот день, когда помогала матери бинтовать ноги Орхидеи. «Твой муж — Небо. Ты должна повиноваться ему».

Сегодня, впервые за долгое время, я вывела ее за дверь спальни и повела в кухню. Конечно, Цзе никогда не бывала здесь раньше. Когда она сощурила глаза, неодобрительно глядя на слугу, я дернула ее за ресницы, чтобы ее взгляд оставался открытым и беззаботным. Возможно, она была избалованной девушкой и рассеянной женой, но наверняка мать ее хоть чему-то научила. Я не выпускала Цзе с кухни, пока она не вспомнила самый простой рецепт. Слуги с беспокойством смотрели на то, как Цзе грела в горшке воду, засыпала туда горсть риса и помешивала его, пока не сварила нежную рисовую кашу. Она рылась в корзинах и шкафах и нашла там свежую зелень и сырой арахис. Цзе нарезала их и засыпала в ступку. Затем она положила рисовую кашу на блюдо, поставила его вместе с другими закусками, мисками и суповыми ложками на поднос и понесла в зал, где семья собиралась к завтраку.

Госпожа У и ее сын безмолвно наблюдали за тем, как Цзе, наклонив голову, накрыла на стол. Ее милое личико порозовело от жара печи, словно на нем отражался яркий цвет ее туники. После обеда Цзе последовала за свекровью в женские покои, где они уселись рядом и стали вышивать и беседовать. Я следила за тем, чтобы из уст ни одной из них не вырвались язвительные слова. В конце концов, Жэнь передумал звать доктора.

Я позаботилась о том, чтобы Цзе делала все, чтобы умиротворить своего мужа и заслужить уважение свекрови. Занимаясь стряпней, она искусно выбирала специи, и еда была ароматной. На обед она подала рыбу из Западного озера. Цзе внимательно наблюдала за родственниками, чтобы увериться в том, что они наслаждаются ее вкусом. Она подливала чай в опустевшие чашки мужа или свекрови. Когда она выполнила все свои обязанности, я позвала ее в спальню, и мы продолжили работать.

К этому времени я многое узнала о супружеской жизни и плотской любви. Она не была такой низменной, какой представала в шутках Ши Сяньгу или в непристойных намеках Благоуханной Весны из «Пионовой беседки». Теперь я понимала, что любовь означает духовную связь, которая начинается с прикосновения. Я продиктовала Цзе:

«Линян говорит: „Призраки беззаботно предаются страсти, но люди должны помнить о правилах приличия“. Линян нельзя считать опороченной из-за того, что во сне она занималась с Мэнмэем дождем и облаками. Во сне она не могла забеременеть, так же как превратившись в призрака. Облака и дождь во сне не имеют последствий, не требуют ответственности, и потому их нечего стыдиться. Всем девушкам снятся такие сны. Это не значит, что они испорченные. Вовсе нет. Девушка, мечтающая об облаках и дожде, готовит себя к исполнению цин. Линян говорит: „Помолвка приводит к рождению жены, а преступная страсть — удел наложницы. То, что некоторые считают непристойным, в браке становится прекрасным“».

Но цин не ограничивается супружеской любовью. Нельзя забывать о материнской любви. Мне по-прежнему не хватало моей матери, и я тосковала по ней. Наверняка она тоже думает обо мне, находясь на противоположной стороне озера. Разве это не проявление цин? Я велела Цзе перечитать сцену «Мать и дочь вновь обретают друг друга», когда Линян, уже вернувшаяся к жизни, случайно встречает мать в гостинице в Ханчжоу. Несколько лет назад мне казалось, что эта сцена всего лишь передышка между битвами и политическими интригами, которыми была насыщена последняя треть оперы. Когда я читала ее сейчас, то словно окуналась в мир цин — женственный, поэтичный, чувственный.

Госпожа Ду и Благоуханная Весна приходят в ужас, когда Линян выступает из тени. Они уверены, что видят привидение. Линян всхлипывает, а обе женщины в страхе и отвращении отступают назад. В комнату входит Ши Сяньгу. Она несет лампу. Быстро окинув взглядом эту сцену, она берет госпожу Ду за руку. «Пусть свет лампы и луна осветят лицо вашей дочери». Преодолев темноту непонимания, госпожа Ду видит, что девушка, стоящая перед ней, — это ее дочь, а не призрак. Она вспоминает, как горевала, когда Линян умерла; теперь ей нужно преодолеть страх перед существом из другого мира. Такова сила материнской любви. И она может быть еще сильнее.

Я водила рукой Цзе, когда она писала:

«Поверив в то, что стоящее перед ней существо — ее дочь, госпожа Ду не только признает то, что Линян — человек, но также возвращает ее на законное место в мире людей».

Для меня это чистейшее определение материнской любви. Несмотря на боль, страдание, разногласия между поколениями, мать принимает свое дитя, признает ее своей дочерью, будущей женой, матерью, бабушкой, тетей и подругой.

Мы с Цзе все писали и писали. Весной, после шести месяцев наваждения, я вдруг почувствовала, что иссякла. Я думала, что написала о любви все, что знаю. Я посмотрела на свою подругу. Ее глаза опухли от усталости. Со лба свисали грязные волосы. Она побледнела от тяжелой работы, бессонных ночей и стремления угодить мужу и свекрови. Я должна признать, что она очень помогла мне. Я нежно дунула на нее. Она вздрогнула и машинально подняла кисть.