Пионер, 1954 № 07 - [7]
- Тьфу ты, греховодница! Согрешишь тут с вами! - бабушка отложила чулок и встала. - Пойти к ужину сварить чего-нибудь!
А Зина, разволновавшись, глядела в учебник и никак не могла понять, что там написано.
- Ты смотри, не спорь с бабушкой, - прошептал Антон Зине, - а то ещё возьмёт да уедет!
Зина мрачно взглянула в его широкие, светлые, встревоженные глаза и, ничего не ответив, снова уткнулась в книгу. Да, с бабушкой спорить нельзя. При ней все дела у них наладились. Придёшь домой из школы, а на плите уже обед варится, и в комнатах чисто, и пуговицы у ребятишек пришиты, и чулки заштопаны… И сама бабушка такая опрятная, бодрая, никогда ни на что не жалуется, как другие, - то болит да другое болит. Если даже что и болит у неё, то помалкивает. Может быть, привыкла молчать, долго жила одна, а когда человек живёт один, то кому же жаловаться? И красивая у них бабушка, хоть и морщинки на лице, но чуть выйдет на улицу, так и разрумянится вся, как ягодка. Но вот, дался ей этот бог! Дня не пройдёт, чтобы не поговорила бабушка про бога да про святых угодников божьих. Сначала Зина молчала, потом стала возражать, спорить… А теперь уже и стычки начались.
Изюмка долго не могла привыкнуть к тёмному лицу с белыми глазами, которое глядело из угла в спальне. Она боялась спать, и Зине приходилось сидеть у её постельки, пока Изюмка не заснёт. Зина повесила на спинку её кроватки тёплый платок, чтобы ей не видно было иконы.
- А она меня тоже не видит? - спрашивала Изюмка.
- Нет, не видит, - успокаивала её Зина.
- А она смотрит?
- На тебя мама смотрит, а не она. Видишь нашу мамочку?
Изюмка поворачивалась к маминой фотографии. И ей казалось, что то страшное, белоглазое существо в золотом венке, которое зачем-то поселилось в их тёплой, уютной спаленке, боится маму. И если мама смотрит на Изюмку, то можно спать спокойно: уж мама-то её в обиду не даст никому! Даже и троеручицам.
Бабушка как-то нечаянно вошла в спальню и услышала этот разговор.
- Ну и чему же ты ребёнка учишь? - рассердилась она на Зину. - Нешто мать-то у вас святее богородицы была?
- Мать-то у нас была, а богородицы и на свете никогда не было, - нашлась Зина.
И пожалела, что нашлась.
- Греховодница ты! - бабушка так рассердилась, что в глазах у неё забегали огоньки. - Ишь ты, какой язык-то у тебя дрянной! Ну, погоди ужо, погоди! Вот бог-то тебя накажет! Ещё как накажет-то, спохватишься!
Изюмка, услышав, что бог накажет Зину, раскричалась и расплакалась.
- Я не дам Зину! - плакала она. - Зина, я не дам тебя! Пусть он не приходит! Это наш дом!
Зина еле успокоила её. Она шептала Изюмке в ушко, что никто её не накажет, потому что никакого бога и на свете-то нет. Но уж так шептала, что бабушка ничего не слышала.
Зина с затаённой тревогой ждала, не скажет ли бабушка что-нибудь отцу за ужином, не пожалуется ли на неё. Но бабушка уже опять была весела и приветлива, пила горячий чай, дула в блюдце и с каждой чашкой становилась всё румянее.
Зина успокоилась. Вот и хорошо. Зачем отцу знать про их размолвки да маленькие неурядицы? Мама велела беречь отца!
Зина стала осторожнее с бабушкой. Не хотелось её сердить. Но что было делать ей, если она сама иногда сердилась на бабушку!
Следующая стычка у них произошла из-за Антона. Зина немножко задержалась в школе. Домой она пришла, когда Антон садился обедать. Антон не видел, как она вошла, а Зина так и застыла в дверях от изумления. Парнишка, собираясь сесть за стол, стоял перед открытой дверью спаленки и, глядя на троеручицу, крестился широким крестом.
- Сначала на правое плечо, милок, на правое крест клади, - учила его довольная бабушка, - а теперь на левое. А теперь кланяйся боженьке. Господи, благослови! Вот так. Тебе бог здоровья пошлёт.
- Бабушка! - не сдержавшись, крикнула Зина. - Зачем вы его учите? Зачем, ну?
- А нешто я плохому учу? - возразила бабушка. - Я не плохому учу. У сиротинки бог - первая защита.
- Антон, ты что это? - Зина готова была отшлёпать его от досады. - Богу молишься, да? Отсталый ты человек! Ведь тебя ж в пионеры не примут!
- А почему не примут? Вот ещё! - сказала бабушка, наливая Антону супу. - Ещё как примут-то! А нешто мы пойдём в трубы трубить, что богу молимся? Эва! Мы ведь тоже не дураки, жизнь понимаем.
- Значит, обманывать будете?
- Какой тут обман?! - Бабушка снисходительно махнула рукой. - Да если и обмануть
маленько, с умом, конечно, обмануть-то, то какой тут грех? Сиротке простится, ему свою жизнь-то потрудней устраивать, чем у кого отец да мать для него дорогу пробивают. Ничего. Я плохому не научу - кровные, чай, внуки-то, не чужие. Надо к порядку привыкать. А то что же за порядок: садятся за стол, лба не перекрестят! А вылезут из-за стола - так же. Не поблагодарят отца небесного.
- Отца небесного! - Зина нервно засмеялась. - А за что благодарить-то!
- А за го, что хлеб-соль нам посылает.
- Хлеб-соль нам отец зарабатывает, нам никто не посылает. А если бы наш папка не работал, то и хлеба-соли не было бы.
Зина пришла домой голодная, но сейчас ей и есть расхотелось.
- У нас скворца говорить обучили, он так же трещал, - сказала бабушка, тоже начиная сердиться. -
