Пионер, 1951 № 08 - [13]
Кандидатом в президенты был выдвинут Гонсалес Видела. Накануне выборов он принёс публичную клятву в том, что будет верен народу. Он выдавал себя за личного друга поэта, старался выступать на всех митингах вместе е Нерудой. Он плакал, когда шахтёры рассказывали ему о своей нищей жизни. Он обнимал шахтёрских детей и со слезами клялся, что создаст для них прекрасное будущее.
И народ избрал его президентом. Одновременно горняки селитряных шахт, те, что работают в неслыханно тяжёлых условиях в пустыне и под морским дном, избрали Неруду сенатором. Народ ликовал. Теперь у всех будут хлеб и книги, теперь промышленность я сельское хозяйство освободятся от иностранной зависимости, теперь…
Видела оказался предателем, одним из самых гнусных изменников, каких знала история Чили и Америки, богатая изменами. Вместо того чтобы лишить иностранцев концессий, он предоставил им новые. Посол США. американские генералы стали его постоянными советчиками. Вернее, они стали его хозяевами. Он устранил коммунистов из правительства. Он арестовал испанских эмигрантов, нашедших в Чили убежище от преследований Франко. На территории Чили одна за другой стали возникать американские военные базы. Народ голодал хуже прежнего. Когда горняки запротестовали и начали стачку, Видела с неслыханной жестокостью подавил её. Он расстреливал народные демонстрации. Он ссылал в концентрационные лагери рабочих, крестьян, коммунистов, профсоюзных работников. Он порвал отношения с Советским Союзом. Наконец, он открыто признался, что готовится к войне против Советского Союза.
Тогда Неруда написал «Дружеское письмо миллионам людей». В этом письме он рассказал всему миру историю предательства Гонсалеса Виделы. Президент не мог оспаривать факты. Чтобы заставить поэта замолчать, он решил отдать его под суд. В ответ на очередную подлость президента Неруда выступил с большой речью в сенате. Он не защищался, он обвинял. Он перечислил все американские военные базы в Чили. Он цитировал клятвы и речи Виделы и сравнивал его обещания с тем, что есть на деле. Он рассказал о концентрационных лагерях. Он прямо сказал: «Президент торгует не только землёй Чили и трудом чилийцев, он торгует их кровью и жизнью, он хочет войны, потому что войны хотят его хозяева». Сенаторы не решились прервать поэта. Они слушали, низко опустив головы. Это говорила «совесть Латинской Америки» - именно так называют с тех пор Неруду.
Судьи подчинились Виделе и его американским хозяевам: они постановили привлечь поэта-сенатора к ответственности за «нарушение интересов страны».
Ещё накануне выступления Неруды в сенате был подожжён его дом. Теперь ему грозила расправа по суду. Партия решила, что он должен уйти в подполье. Его знали слишком многие. Чтобы изменить внешность, он отпустил бороду. Ищейки президента и американские шпионы выслеживали его, и он менял местожительство, переходил из города в город, из деревни в деревню. Везде находились люди, которые скрывали его, защищали, берегли. Одно время он жил рядом с дворцом Виделы и, осторожно выходя на улицу по ночам, видел, как президент под усиленной охраной возвращался к себе. Интеллигенты и рабочие, крестьяне и моряки, коммунисты и беспартийные открывали дверь перед поэтом-изгнанником и в ответ на условленный пароль говорили: «Милости просим, это честь для нас». Неруда сам рассказал об этом в поэме «Беглец». Там есть замечательная сцена. Когда молодой матрос предупреждает свою мать, что Неруда остановится в их доме, старуха смущённо спрашивает: «Но разве мы можем принять такого человека?» И сын отвечает ей: «Он знает нашу жизнь, он - наш, он не презирает нашей бедности и не смеётся над ней, он поднимает нас и защищает». И, открывая поэту дверь, старуха говорит ему: «Это ваш дом».
Много месяцев скитался Неруда по своей стране, а по его следам шли наёмные убийцы. Он перешёл границу. Но и в других странах Латинской Америки хозяйничали американцы, и там он долго жил на нелегальном положении. А в это время его стихи печатались в подпольных изданиях на родине. Напрасно полицейские сбивались с ног, разыскивая подпольную типографию, конфискуя тоненькие, плохо отпечатанные листки. Гонсалес Видела просчитался: ему не удалось заглушить голос поэта. Этот голос разоблачал и призывал к борьбе.
На парижском конгрессе сторонников мира в один из последних дней председательствовавший объявил: «Предоставляю слово делегату Чили, поэту Пабло Неруда». Никто в зале не ожидал этого. Никто не знал, где Неруда. Ходили слухи, будто его выследили, поймали… И вот Неруда встал на трибуне и улыбнулся друзьям своей широкой, доброй, весёлой улыбкой.
Мог ли он оставаться в стороне, когда во всём мире поднялось и приняло невиданные размеры движение за мир? Он, так ненавидящий войну? Он, страстно любящий свой народ и видевший, как поджигатели новой войны ввергают его родину в пучину горя и несчастья? Он, горячий друг и страстный поклонник Советского Союза, знающий, что Советский Союз строит новую жизнь на основах правды, справедливости, добра, дружбы?
Нет, теперь его место среди борцов за мир. И он занял это место рядом с Полем Робсоном и Жоржи Амаду, с Пикассо и Арагоном, с Назымом Хикметом и Александром Фадеевым. Парижский конгресс избрал его членом Всемирного Совета Мира.
