Пикник и прочие безобразия - [6]

Пора было выбирать место для ленча, а мы запутались во множестве дорожек на мысах и пригорках. В попытках обнаружить Лэлворт-Коу мы окончательно заблудились и в конце концов выбрали дорогу, которая привела нас на берег обрамленной крутыми скалами бухты. Озаренные солнцем синие воды навевали безмятежное настроение, и мы решили остановиться здесь. Кроме нас на всем берегу была только одна пожилая пара, прогуливающая свою собаку.

— Как удачно, — заметила мама. — Мы здесь почти одни. Я опасалась, что в такую хорошую погоду все захотят позагорать.

— Пройдем немного вдоль берега, — предложил Лесли. — Вон туда идти недалеко, и вид будет хороший.

Мы согласились, вышли из «роллса» и побрели по гальке, сгибаясь под тяжестью съестного и ковриков для сидения.

— Мне нужно сесть так, чтобы было к чему прислониться, — предупредила мама. — Иначе вся спина станет разламываться.

— Конечно, тебе необходимо сидеть в цивилизованной позе, — согласился Ларри, — чтобы твои внутренности не завязались узлом. От этого могут быть язвы и прочие пакости. Твои кишки сгниют, и пища будет проскакивать в брюшную полость.

— Ларри, дорогой, ты не мог бы воздержаться от таких замечаний перед едой, — взмолилась мама.

— Как насчет того, чтобы прислониться к скале? — предложила Марго.

— Отличная идея, — согласилась мама. — Вон там, например, я вижу укромный уголок.

Только она направилась в ту сторону, как сверху сорвался изрядный обломок скалы и с грохотом упал на гальку, сопровождаемый струями шуршащего песка.

— Спасибо, — сказал Ларри. — Хочешь сидеть там — без меня. Я вовсе не жажду быть погребенным заживо.

— Глядите, там на берегу — большой черный камень, — показал рукой Лесли. — Лучшей спинки не придумаешь.

Он поспешил к камню, сбросил свой груз, накрыл камень ковриком, обложил подушками и приготовил удобное сиденье для мамы, которая тем временем добрела до него по гальке. Ларри сел рядом с ней, мы разложили тут же еще коврики и уселись, разбирая обильные припасы.

— Какой-то здесь странный запах, — посетовал Ларри, уписывая слоеный пирожок.

— Это водоросли, — объяснил Лесли. — От них всегда попахивает.

— Говорят, это полезно для здоровья, — заметила Марго. — Запах водорослей полезен для легких.

— Никогда не подумала бы, что этот запах полезен для легких, — пожаловалась мама. — Он… как бы это сказать… чересчур острый, что ли.

— Похоже, ветер приносит его волнами, — заметил Ларри.

— Да-да, я слышу его. — Марго зажмурилась, делая глубокие вдохи. — Прямо чувствую, как мои легкие оживают.

— Ну, моим легким от него ничуть не лучше! — воскликнул Ларри.

— Погоди, ветер меняется, через минуту подует в другую сторону, — весело произнес Лесли, отрезая себе большой кусок пирога с мясом.

— Хоть бы и впрямь переменился, — сказала мама. — Очень уж запах сильный.

Некоторое время мы ели молча, потом Ларри несколько раз втянул воздух носом.

— Кажется, в самом деле запах становится сильнее.

— Да нет, все зависит от направления ветра, — отозвался Лесли.

Ларри встал, осмотрелся.

— Что-то я не вижу поблизости водорослей, — сообщил он. — Только вон там, у самой воды.

Он подошел к нам, еще раз понюхал.

— Неудивительно, что вы не жалуетесь, — произнес он с горечью. — У вас тут почти не пахнет. Похоже, запах сосредоточен там, где сидим мы с мамой.

Он вернулся к маме, которая ела корнуоллский пирог, запивая его вином, и принялся рыскать вокруг нее. Внезапно он издал такой вопль, исполненный муки и ярости, что мы все подскочили, а мама уронила на колени стакан с вином.

— Силы небесные, вы только поглядите! — взревел Ларри. — Посмотрите, куда нас привел этот чертов тупица Лесли! Ничего удивительного, что мы задыхаемся от вони, мы еще все умрем от брюшного тифа!

— Ларри, дорогой, зачем же так кричать, — пожаловалась мама, вытирая колени носовым платком. — Неужели нельзя говорить спокойно.

— Нельзя! — выпалил Ларри. — Невозможно сохранять спокойствие перед лицом такого… такого обонятельного безобразия!

— Какого безобразия? — спросила мама.

— Знаешь, обо что ты опираешься спиной? Знаешь, что представляет собой опора, выбранная для тебя твоим сыном?

— А что? — Мама тревожно оглянулась через плечо. — Это камень, дорогой.

— Никакой это не камень, — произнес Ларри со зловещим спокойствием в голосе. — И не куча песка, и не валун, и не окаменелый таз динозавра. Ничего похожего на геологию. Знаешь, к чему мы с тобой прислонялись последние полчаса?

— К чему? — испуганно спросила мама.

— К лошади, — ответил Ларри. — К бренным останкам большой гнедой лошади.

— Вздор! — недоверчиво сказал Лесли. — Это камень.

— Где ты видел у камня зубы? — саркастически осведомился Ларри. — Остатки ушей и гривы? Учтите — то ли по злому умыслу, то ли по вашей глупости вашу мать и меня, скорее всего, поразит какая-нибудь смертельная болезнь.

Лесли встал, чтобы проверить слова Ларри, я присоединился к нему. В самом деле, из-под коврика в одном месте торчала голова, некогда без сомнения принадлежавшая лошади. Вся шерсть слезла, а кожа от пребывания в морской воде потемнела и задубела. Рыбы и чайки вычистили глазницы, высохшие губы обнажили мертвый оскал пожелтевших зубов.