Пикник и прочие безобразия - [17]

Шрифт
Интервал

— Ларри, дорогой, — поспешила вмешаться мама, — господин казначей — очень занятой человек, не будем его задерживать. Пусть мне сварят яйцо.

— Благодарю, — с достоинством произнес казначей, поклонился и отступил на кухню.

— На твоем месте я довольствовался бы сырыми помидорами, — сказал Ларри. — Сама видела, как они их обжаривали. Страшно подумать, что они сделают с вареными яйцами.

— Ерунда, Ларри, — отозвалась мама. — Вареное яйцо при всем желании не испортишь.

Она ошиблась. Когда ей через десять минут принесли два яйца, они не только были сварены вкрутую, но и тщательно очищены заботливыми, однако немытыми пальцами.

— Смотрите! — воскликнул Ларри. — Какое блюдо! Сварено на совесть и покрыто пальцевыми отпечатками, которым сам Шерлок Холмс позавидовал бы!

Пришлось маме спрятать эти странные реликвии в сумочку и после завтрака незаметно выбросить их за борт, чтобы, сказала она, никого не обидеть.

— Одно я скажу, — произнес Ларри, глядя, как яйца летят в воду, — три дня питания одной только горячей анисовкой, и мы сойдем на берег худые, как щепка, и веселые, как Бахус.

Однако он тоже ошибался.

Вечерняя трапеза была, по греческим меркам, почти эпикурейской. Нам подали три блюда: первое — холодное по закону, поскольку речь шла о закусках, два остальных — холодные потому, что их подали на холодных тарелках препирающиеся, как обычно, друг с другом официанты. Тем не менее все было съедобно, и единственное недоразумение возникло, когда Марго в своих закусках обнаружила маленький глаз каракатицы. Мы не устояли против соблазна приналечь на вино и поднялись из-за стола, слегка покачиваясь, в чудном настроении.

— Вы пойти ночной клуб? — осведомился казначей, кланяясь у выхода из столовой.

— А что, — подхватил Ларри эту идею. — Пошли, устроим оргию среди пальм. Ты не забыла фигуры кадрили, мама?

— И не подумаю выставлять себя на посмешище, — гордо возразила мама. — Но от кофе и от рюмочки бренди, пожалуй, не откажусь.

— Тогда — вперед, в порочные объятия осененного пальмами ночного клуба,

— сказал Ларри, не совсем уверенно ведя маму за руку, — туда, где нас ждут возбужденные опиумом восточные девы. Мы не забыли захватить драгоценный камень, чтобы украсить пупок Марго?

Поскольку мы засиделись в столовой, веселье в ночном клубе было уже в полном разгаре. Под звуки венского вальса три тучных леди вкупе с другими пассажирами сражались за жизненное пространство на крохотной площадке для танцев, напоминая бьющийся в неводе косяк рыбы. Все неудобные роскошные диваны, кресла и столы, похоже, были заняты, однако вынырнувший откуда-то ретивый стюард указал на почетные места за самым ярко освещенным столом, сообщив, что они специально зарезервированы для нас капитаном. Нисколько не обрадованные этим известием, мы возразили, что предпочли бы столик в каком-нибудь темном уголке, но тут появился сам капитан — смуглый умильно-романтический грек, чья полнота, как это присуще левантинцам, лишь усиливала привлекательность его внешности.

— Мадам, — с ходу пустился он в комплименты, — я счастлив видеть вас и вашу прелестнейшую сестру на борту нашего корабля во время его первого рейса.

Откуда было капитану знать, что его слова произведут отнюдь не приятное впечатление. Мама заключила, что он относится к разряду, как она довольно смутно выражалась, «тех мужчин», а по лицу Марго было ясно, что при всей ее любви к маме она все же видела некую разницу между маминым восьмым десятком лет и своим цветущим тридцатилетним возрастом. Несколько секунд судьба капитана висела на ниточке, потом мама решила простить его — как-никак, иностранец, а Марго последовала ее примеру, потому что он был весьма недурен. Лесли подозрительно смотрел на капитана, полагая, что пробоина в корпусе — свидетельство его довольно низкой квалификации; Ларри достиг той благостной степени опьянения, которая располагает ко всем относиться снисходительно. С обходительностью профессионального метрдотеля капитан разместил нас вокруг столика и сам сел между мамой и Марго, обнажив в улыбке золотые коронки, сверкающие, словно светлячки, на его смуглом лице. Распорядившись, чтобы нам подали напитки, он, к ужасу мамы, пригласил ее на танец.

— О нет! — воскликнула она. — Боюсь, время моих танцев давно прошло. Предоставляю такого рода развлечения моей дочери.

— Но, мадам, — настаивал капитан, — вы моя гостья. Вы должны танцевать.

Это было сказано таким властным тоном, что мама, к нашему удивлению, словно загипнотизированный кролик, поднялась и позволила ему проводить ее на танцевальную площадку.

— Но мама не танцевала с тех пор, как в двадцать шестом году умер папа!

— ахнула Марго.

— Она сошла с ума, — мрачно заметил Лесли. — У нее будет разрыв сердца, и нам придется хоронить ее в море.

Впрочем, это вполне отвечало пожеланиям мамы, которая немало времени отводила выбору места для своих похорон.

— Вы посмотрите на тех трех великанш, — сказал Ларри. — Мама рискует, что ее там затопчут насмерть. Как можно было подвергать себя такой опасности, это же все равно что выходить на арену, битком набитую взбесившимися слонами.


Еще от автора Джеральд Даррелл
Моя семья и другие звери

Книга «Моя семья и другие звери» — это юмористическая сага о детстве будущего знаменитого зоолога и писателя на греческом острове Корфу, где его экстравагантная семья провела пять блаженных лет. Юный Джеральд Даррелл делает первые открытия в стране насекомых, постоянно увеличивая число домочадцев. Он принимает в свою семью черепашку Ахиллеса, голубя Квазимодо, совенка Улисса и многих, многих других забавных животных, что приводит к большим и маленьким драмам и веселым приключениям.Перевод с английского Л. А. Деревянкиной.


Сад богов

В повести «Сад богов» Джеральд Даррелл вновь возвращается к удивительным событиям, произошедшим с ним и его семьей на греческом острове Корфу, с героями которых читатели уже могли познакомиться в книгах «Моя семья и другие звери» и «Птицы, звери и родственники».(livelib.ru)


Говорящий сверток

Сказочная повесть всемирно известного английского ученого-зоолога и писателя. Отважные герои захватывающей истории освобождают волшебную страну Мифландию от власти злых и грубых василисков.


Птицы, звери и родственники

Автобиографическая повесть «Птицы, звери и родственники» – вторая часть знаменитой трилогии писателя-натуралиста Джеральда Даррелла о детстве, проведенном на греческом острове Корфу. Душевно и остроумно он рассказывает об удивительных животных и их забавных повадках.В трилогию также входят повести «Моя семья и другие звери» и «Сад богов».


Праздники, звери и прочие несуразности

«Праздники, звери и прочие несуразности» — это продолжение романов «Моя семья и другие звери» — «книги, завораживающей в буквальном смысле слова» (Sunday Times) и «самой восхитительной идиллии, какую только можно вообразить» (The New Yorker) — и «Птицы, звери и моя семья». С неизменной любовью, безупречной точностью и неподражаемым юмором Даррелл рассказывает о пятилетнем пребывании своей семьи (в том числе старшего брата Ларри, то есть Лоренса Даррелла — будущего автора знаменитого «Александрийского квартета») на греческом острове Корфу.


Зоопарк в моем багаже

В книге всемирно известного английского зоолога и писателя Джеральда Даррела рассказывается о его длительном путешествии в горное королевство Бафут и удивительных приключениях в тропическом лесу, о нравах и обычаях местных жителей, а также о том, как отлавливают и приручают диких животных для зоопарка. Автор откроет для читателей дивный, экзотический мир Западной Африки и познакомит с интересными фактами из жизни ее обитателей.