Пикник и прочие безобразия - [15]
Четверка молодых официантов в столовой «Посейдона» не составляла исключения; они предались междоусобной словесной баталии, напоминая стаю сорок, спорящих из-за лакомого кусочка. Декор столовой (если это слово тут годится) не уступал убранству бара, который, как мы успели выяснить, носил гордое название «Найт-Клуб». Преобладал мореный дуб. Медные детали были начищены без ярко выраженного стремления придать им ослепительный блеск, потускневшие скатерти изобиловали следами пятен, устоявших против всех попыток некой прачечной в Пирее справиться с ними. Мама неприметно, но решительно протерла платком свои ложки и вилки и настояла на том, чтобы мы сделали то же. Поскольку мы с утра оказались единственными клиентами, официанты не посчитали нужным прекратить свой диспут; кончилось тем, что Ларри, потеряв терпение, рявкнул «Се паракало!» с такой силой, что мама уронила на пол прибор Марго. Тотчас какофония смолкла, и официанты окружили наш стол с выражением предельного подобострастия на лице. Мама, к своей радости, обнаружила, что один из них, обворожительный молодой человек, какое-то время жил в Австралии и обладал элементарным знанием английского языка.
— Так вот, — обратилась она к нему с улыбкой, — мне, если можно, хороший чайничек с горячим чаем. Проследите, чтобы воду как следует вскипятили, и ради Бога, обойдемся без этих мешочков с заваркой, от них меня всегда бросает в дрожь.
— Лично я каждый раз вспоминаю Брамапутру после эпидемии, — вставил Ларри.
— Ларри, дорогой, умоляю — воздержись от воспоминаний за завтраком, — сказала мама и снова обратилась к официанту. — А еще принесите мне гренки с обжаренными помидорами.
Мы подобрались, ожидая, что последует дальше. Годы горького опыта так и не излечили маму от трогательной надежды найти когда-нибудь грека, способного понять ее запросы. Само собой, официант пропустил мимо ушей указания мамы относительно чая. Для него чай рос в мешочках для заварки, и всякая попытка пойти против природы грозила самыми тяжелыми последствиями для всех. Однако мама сильно осложнила его жизнь, заговорив о какой-то неведомой пище.
— Обжатые помидоры? — озабоченно справился он. — Что это?
— Обжатые помидоры? — эхом отозвалась мама. — Я сказала — обжаренные. Понимаете — гренки с обжаренными помидорами.
Официант уцепился за единственное в мире разумное понятие — гренки.
— Мадам желает гренки, — твердо сказал он, силясь удержать маму на верном пути. — Чай и гренки.
— И помидоры, — внятно произнесла мама. — Обжаренные помидоры.
На лбу официанта выступили капли пота.
— Что такое «обжатые помидоры», мадам? — завершил он хождение по кругу.
Мы все заранее сделали заказ и теперь спокойно сидели, наблюдая, как собирается с силами мама.
— Ну, — выговорила она наконец, — это, гм, помидоры… такие красные плоды, похожие на яблоки. Нет-нет, я хотела сказать — на сливы.
— Мадам желает сливы? — озадаченно спросил официант.
— Да нет же — помидоры, — ответила мама. — Вы, конечно, знаете, что такое помидоры?
Лицо юного грека просветлело.
— Да, мадам, — сказал он, улыбаясь.
— Так вот, — торжествующе молвила мама, — принесите гренки с обжаренными помидорами.
— Слушаюсь, мадам, — покорно произнес официант и удалился в угол столовой, чтобы посовещаться с казначеем.
Греческая жестикуляция отличается особенным пылом и выразительностью. Мама сидела спиной к казначею и официанту, мы же могли в полной мере насладиться зрелищем «боя с тенью». Судя по всему, казначей нашел убедительные доводы, объясняя официанту, что тому надлежит самому выяснить у клиента, что такое «обжатые» помидоры. Несчастный парень снова вернулся к маме.
— Мадам, — мрачно осведомился он, — как приготовляются обжатые помидоры?
До этой минуты мама пребывала в убеждении, что ей удалось проломить солидную брешь в воздвигаемых против нее греческих барьерах. Теперь ее уверенность в победе сильно поколебалась.
— Что такое «обжатые»? — спросила она. — Я не говорю по-гречески.
Официант опешил. Как-никак, мадам сама заговорила о помидорах, и с ее стороны нечестно в чем-то винить его. Мадам заказала «обжатые» помидоры, кому же, как не ей, черт возьми, знать, что это такое?
— Мадам желает помидора, — начал он все сначала.
— На гренках, — повторила мама.
Он уныло побрел обратно к казначею, и завязалась новая перепалка, завершившаяся тем, что тот отправил его на кухню.
— Честное слово, — сказала мама, — сразу видно, что мы вернулись в Грецию, от них невозможно добиться толка.
Мы принялись ждать следующего раунда. Находясь в Греции, главное, — настроиться на то, что все будет делаться шиворот-навыворот, и с легкой душой воспринимать любой исход.
Наконец официант появился снова. Он принес наши заказы, поставил на стол перед мамой чайничек с чаем и тарелку с куском хлеба и двумя разрезанными пополам помидорами.
— Но это не то, что я заказывала, — пожаловалась мама. — Помидоры сырые, и это не гренки.
— Помидоры, мадам, — упрямо молвил юный грек. — Мадам сказала: помидоры.
— Но обжаренные, — возразила мама. — Понятно?
Он молча смотрел на нее.
— Послушайте, — сказала мама, словно обращаясь к дебилу, — сперва вы поджариваете ломтики хлеба, понятно? Получаются гренки.
Книга «Моя семья и другие звери» — это юмористическая сага о детстве будущего знаменитого зоолога и писателя на греческом острове Корфу, где его экстравагантная семья провела пять блаженных лет. Юный Джеральд Даррелл делает первые открытия в стране насекомых, постоянно увеличивая число домочадцев. Он принимает в свою семью черепашку Ахиллеса, голубя Квазимодо, совенка Улисса и многих, многих других забавных животных, что приводит к большим и маленьким драмам и веселым приключениям.Перевод с английского Л. А. Деревянкиной.
В повести «Сад богов» Джеральд Даррелл вновь возвращается к удивительным событиям, произошедшим с ним и его семьей на греческом острове Корфу, с героями которых читатели уже могли познакомиться в книгах «Моя семья и другие звери» и «Птицы, звери и родственники».(livelib.ru)
Сказочная повесть всемирно известного английского ученого-зоолога и писателя. Отважные герои захватывающей истории освобождают волшебную страну Мифландию от власти злых и грубых василисков.
Автобиографическая повесть «Птицы, звери и родственники» – вторая часть знаменитой трилогии писателя-натуралиста Джеральда Даррелла о детстве, проведенном на греческом острове Корфу. Душевно и остроумно он рассказывает об удивительных животных и их забавных повадках.В трилогию также входят повести «Моя семья и другие звери» и «Сад богов».
«Праздники, звери и прочие несуразности» — это продолжение романов «Моя семья и другие звери» — «книги, завораживающей в буквальном смысле слова» (Sunday Times) и «самой восхитительной идиллии, какую только можно вообразить» (The New Yorker) — и «Птицы, звери и моя семья». С неизменной любовью, безупречной точностью и неподражаемым юмором Даррелл рассказывает о пятилетнем пребывании своей семьи (в том числе старшего брата Ларри, то есть Лоренса Даррелла — будущего автора знаменитого «Александрийского квартета») на греческом острове Корфу.
В книге всемирно известного английского зоолога и писателя Джеральда Даррела рассказывается о его длительном путешествии в горное королевство Бафут и удивительных приключениях в тропическом лесу, о нравах и обычаях местных жителей, а также о том, как отлавливают и приручают диких животных для зоопарка. Автор откроет для читателей дивный, экзотический мир Западной Африки и познакомит с интересными фактами из жизни ее обитателей.