Пик правды - [18]

— Если честно, яснее не стало, — угрюмо пробормотал Изотов.

— Это навроде как дуэт, — снисходительно объяснил генерал, — когда двое поют, только у одного нет голоса. А то и у обоих разом.

— И что, по-твоему, в нашем случае?

— А вот мне самому интересно, — Хованский бросил короткий взгляд на все больше мрачнеющего Изотова, — даже боюсь прогнозы делать.

— Дмитрий Романович, — голос полковника обрел неожиданную твердость, — я вам официально заявляю: работать в паре с Луниным для себя возможным не считаю.

— Витя, ты телевизор сегодня не включал? — Хованский болезненно поморщился.

— Как-то не до него с утра было. — Неожиданная смена темы разговора сбила полковника с толку.

— Может, тогда в телефоне глянешь, — Дмитрий Романович вновь скривился, словно от внезапной зубной боли, — на сегодня бури магнитные не обещали? А то, представляешь, у меня слуховые галлюцинации. Вот сейчас только послышалось, что ты со мной споришь. Причем дерзко так, решительно. Мне даже понравилось. Я сперва чуть было не поверил, что это все на самом деле происходит. Хорошо, потом догадался, что такого в принципе быть не может.

— Не может быть, чтобы я спорил? — насупился Изотов.

— Не может быть, чтобы мне это нравилось. Мне, Витя, вообще не нравится, когда подчиненные со мной спорят, пусть даже это кто-то из старых друзей, с кем я двадцать лет в бане парюсь. Но ты, Витя, глянь по сторонам, протри окуляры! Здесь и близко парилкой не пахнет. Здесь пахнет такими неприятностями, от которых вообще ни одна баня не отмоет. И дело вовсе не в этом чертовом адвокате и даже не в Сергиевиче. Дело в том человеке из Москвы, Витя. Кто бы он ни был, он с этой истории соскочит, поверь мне. Но вот то, что имя его почем зря здесь мельтешить будет, этого он не простит. Ни Сергиевичу, будь он неладен, ни нам, поскольку нам задача поставлена, чтобы все было тихо. Ты помнишь, что тебя на пенсию можно хоть сегодня отправить?

— Даже так? — мгновенно потеряв напористость, отозвался Изотов.

— Даже так, Витя. Меня, само собой, тоже, если тебе от этого станет легче. Пойми, вопрос очень щепетильный, поэтому доверить могу его только тебе. А Лунин будет разбираться со всем остальным. Ты как в этот раз, при оружии?

— При оружии, — хмуро кивнул полковник, уже поняв, куда клонит Хованский.

— Если хочешь, могу сказать Лунину, чтобы на этот раз он твой пистолетик руками не трогал. Надо?

— Что-то не шибко он до сих пор к твоим наставлениям прислушивался, — угрюмо отозвался Изотов.

— Ну так уже сколько времени прошло, — почти не сбавляя скорости, Хованский свернул во двор жилого дома, — почти полгода. Вдруг поумнел.

Высокая массивная фигура отделилась от одного из подъездов и шагнула на край тротуара. Плавно сбавив скорость, «лендкрузер» остановился, и мужчина тут же распахнул заднюю дверь.

— Господи, Лунин, ты еще и собаку с собой притащил, — демонстративно жалобно простонал полковник.

* * *

— Ну что, считай, в чем мог — покаялся, что знал — рассказал. Что вам еще может быть интересно? — Обессиленный Зарецкий говорил совсем тихо, иногда слова сливались вместе и становились трудноразличимы. — Ах да, Сергиевич! Совсем он у меня из ума выскочил. Ну что же, расскажу вам и о Сергиевиче. Только, — слезящимися глазами адвокат уставился в собственное отражение в зеркале, — вы уж не обманите меня. Отпустите! Я ведь вам все, как есть, всю правду выложил. Все нутро из себя извернул. Отпустите? А?

— Говорите, Олег Владиславович, — послышался из динамика равнодушный голос, — у вас осталось не так много времени. Хотите жить, рассказывайте подробно.

— А потом? — настаивал Зарецкий. — Что будет потом?

Несколько мгновений динамики молчали.

— Могу сказать, что сейчас ваши шансы на спасение выше, чем два часа назад. Продолжайте, Олег Владиславович. Ваша жизнь в ваших руках, хотя в данном конкретном случае будет правильнее сказать, что она у вас во рту. Так что продолжайте, мы все внимательно слушаем.

— Ну хорошо, — сдался Зарецкий, — я скажу. Все скажу.

Глава 4, в которой Лунин наконец оказывается на месте преступления

Ми-8 вылетел почти на час позже, чем изначально рассчитывал Хованский. Это обстоятельство Дмитрия Романовича сильно настораживало, хотя он прекрасно понимал, что во многом сам был причиной задержки вылета. Собрав по городу живущих в разных районах следователей, он примчался в аэропорт лишь через сорок пять минут после того, как завершил разговор с губернатором Сергиевичем. Правда, затем еще изрядное количество времени было потрачено на непонятные хождения вокруг вертолета, которые оба пилота и примкнувшее к ним такое же количество техников упорно называли предполетной подготовкой. Лишь после ультиматума Хованского, заявившего, что если вылет не состоится немедленно, то сразу по возвращении экипаж будет незамедлительно задержан по подозрению в перевозке и хранении наркотических средств, процесс подготовки к полету был завершен.

Все же напоследок один из пилотов, очевидно не представляя, с кем именно имеет дело, ехидно осведомился:

— И как же ты, дядя, наркотики искать собирался, если у нас отродясь их не было?