Пифагор - [91]

   — Тогда ты пришёл вовремя. Идём со мной. Увидишь тирренскую церемонию освящения храма Уни — так тиррены называют Геру. Из Цер прибудет Тефарий Велиана, мой покровитель. Тиррены называют своих правителей лукумонами.

Здание с колоннами на высоком основании было окружено толпой. Церемония ещё не началась, и люди вели между собой беседу. Пифагор уловил финикийскую речь.

   — Этот храм построен местными кархедонцами, — пояснил Сострат.

   — Но ты же сказал, что это храм Уни.

   — Кархедонцы называют Уни Астартой. Храм, как видишь, не каменный, как наш, а из дерева, облицованный терракотовыми плитами.

Из храма послышалась музыка. И тотчас появилось двое. В одном из них по высокому головному убору Пифагор определил жреца. На другом было ярко-красное одеяние со множеством складок, придававших фигуре величественность, — тиррены, как Пифагор слышал ещё в Кротоне, называли его тогой.

   — Тефарий Велиана! — шепнул Сострат.

Служители поднесли к дверям храма лестницу. Лукумон поднялся по её ступенькам и стал вбивать над дверью какую-то пластинку, судя по блеску — золотую. В тишине слышались удары. Гвозди входили с одного раза — видимо, в металле были заранее проделаны отверстия. Пифагор насчитал двенадцать ударов. Гаруспик подал вторую пластину, и она была вбита рядом. Затем наступила очередь третьей. Наконец лукумон спустился и, обернувшись к присутствующим, произнёс несколько фраз.

   — Что он сказал? — спросил Пифагор шёпотом.

Сострат ничего не ответил. Отозвался Тефарий Велиана:

   — Приветствую тебя, Пифагор!

Поняв по выражению лица Сострата, что тот удивлён не менее его, Пифагор двинулся к колоннаде.

   — Не удивляйся, — продолжил лукумон, когда Пифагор приблизился. — Мы не знакомы, но я командовал флотилией в тот год, когда ты плыл из Картхадашта, и видел тебя издалека, а позднее слышал о тебе от Ганнона. И знаешь ли где? В океане! Ведь я плавал на одном из его кораблей и достиг той части Ливии, которую называют Южным Рогом. Теперь ты мой гость.

   — Гостю не следует засыпать хозяина вопросами, — отозвался Пифагор, — но удовлетвори моё любопытство. Ты прибивал над дверью пластинки. Что на них написано?

   — На этих пластинках на этрусском и финикийском языках сообщается, что и это посвящение, и эти храмовые дары пожертвованы Уни-Астарте мною, правителем Тефарием Велианой, во время обряда вбивания гвоздя по божественному определению. Тебя, конечно, интересует, что это за праздник вбивания гвоздя, ведь вы, граики[74], такого не знаете.

   — Конечно!

   — Каждый год мы вбиваем в стену внутренней части храма близ статуи богини Уни, владычицы всякого роста, в том числе и возрастания времени, золотой гвоздь. Другие гвозди, с более крупной шляпкой, обозначают века жизни нашего, как и любого другого, города, где почитают Уни.

   — Я понимаю, что у каждого города, как и у нас, своё летосчисление. Но ведь века-то одинаковы, по сотне лет!

   — О нет! — снисходительно улыбнулся лукумон. — Века нам, расенам[75], посылают боги, давая знамение, когда кончается один век и наступает другой. Последний наш век длился сто двадцать три года. Последний годичный гвоздь этого века — пока сороковой, и никому не ведомо, когда гвоздь его завершит. Однако известно, что нашему городу определено девять веков. Я вижу, тебя это удивляет, Пифагор.

   — Я не нахожу слов, лукумон. Того, что ты сейчас раскрыл, хватит мне на многие дни раздумий. Разреши, я буду в дальнейшем, подобно моим кротонским ученикам, давшим обет молчания, просто слушать.

   — Молчания? — повторил лукумон удивлённо.

   — И неразглашения. Ибо сказанное тобою, как мне кажется, принадлежит к тайному знанию, ради которого я и прибыл в твою удивительную страну.

Сколоты

Весть о строительстве моста через Истр не застигла царя сколотое Иденфирса врасплох. Он знал через лазутчиков о планах Дария, когда ещё не были закончены работы на Геллеспонте. Один из них сразил акинаком эллина, главного строителя деревянной дороги — так сколоты называли мост. Иденфирс тотчас послал гонцов к царям тавров, агафирсов, гелонов, будинов, савраматов, андрофагов. Гонцам было приказано передать следующее: «Люди! Можете держаться в стороне, если хотите стать рабами персов. Покорив нас, персидский царь не успокоится и не даст вам пощады. Объединитесь со мной, и мы победим».

Возвратившиеся гонцы сообщили, что цари гелонов, будинов и савраматов обещали оказать помощь, цари же остальных племён под разными предлогами отказались, заявив, что примкнут к сколотам, если персы вступят в их пределы.

И призвал к себе Иденфирс сына своего Скопасиса, и сказал ему:

   — Отступай, засыпая колодцы и источники, сжигая траву, держась на расстоянии дневного перехода от персов. Заманивай их в земли тех, кто отказался нам помочь, чтобы заставить их, глупцов, воевать против собственного желания. Пусть то же самое делает и брат твой Таксакис. Кибитки с женщинами и детьми, а также весь скот, кроме необходимого для пропитания, пригони ко мне сюда. Я должен остаться здесь, ибо чувствую, что меня вскоре призовёт к себе Таргетай.

И упал Скопасис в ноги отцу, и пообещал ему пролить на его тризне кровь сотен пленников, и положить с ним на ложе трёх его младших жён, и насыпать юрту из земли, какой не было ни у кого из сколотских владык.