Пиджин-инглиш - [19]

Шрифт
Интервал

— С полом порядок!

Потом занялся крышами, вдруг протекают. Ну это-то несложно, посмотрел в окно и все увидел.

Я:

— С крышами порядок!

Лидия:

— Замолкни. У меня голова болит.

Потом я проверил мебель и предметы обихода. Попадется мне что-нибудь на глаза, сразу подам голос:

— Диван на месте!

— Стол на месте!

— Кровать на месте!

— Еще одна кровать на месте!

— Холодильник на месте!

— Плита на месте!

И так перечислил все до последней мелочи. Открою ящик и сообщу, что там лежит.

— Ножи на месте!

— Вилки на месте!

— Ложки на месте!

Лидия:

— Да заткнись ты наконец!

— Тарелки на месте!

— Миски на месте!

— Толкушка на месте!

Новых вещей было столько, что у меня глаза разбежались. Никогда не думал, что столько всего нового свалится на меня сразу, за один-единственный день. Я даже забыл, что папы нет с нами, только ночью вспомнил, когда мама захрапела. Папа переворачивает ее на один бок, будто большую колбасу, и она затихает. (Мама утверждает, что не храпит, но она просто во сне себя не слышит.)

Ковер в моей комнате меньше, чем комната, и не прикрывает весь пол. Я приподнял ковер — вдруг под ним деньги. Кто-то написал на полу пожелание:


Хуй тебе!


Вряд ли пожелание касалось меня. Никто ведь не знал, что я приезжаю.


За что деньги, я не в курсе. Это не квартплата, мама сняла квартиру в конторе «Айдиэл Леттингс». Джулиус отвез нас на новую квартиру и влюблен в тетю Соню… а так не знаю, чем он занимается. Вечно шлепает тетю Соню по попе. Она ему позволяет, хотя иногда от шлепка чуть в сторону не отлетает. Взрослые такие дурные. Им даже нравится, когда больно.

Тетя Соня:

— Детей бы постеснялся!

Джулиус:

— Давай пошевеливайся! (Шлеп-шлеп.)

Тетя Соня:

— Ой!

В такие минуты лицо у мамы каменеет и она с такой яростью принимается давить помидоры, будто хочет убить их. Она говорит, таких колец, как у Джулиуса, у меня никогда не будет, их носят только жулики.

Я:

— Не одни жулики, у президента тоже кольца.

Мама:

— Вот именно. Ты сам подумай. Одни только жулики. И перестань строить мне глазки.

А по-моему, такой перстень самому Железному Человеку сгодился бы. Если бы ко мне кто прицепился, то я бы рукой с перстнем так двинул, что этот гад в середину следующей недели улетел бы.

* * *

Я просыпаюсь вместе с мальчиком и лечу прямо к нему под шум ветвей. Мы смотрим, как воющий ветер делает свою работу, и вместе видим сны: он — мои, а я — его. Мы передаем наши добрые пожелания, а нам шлют просьбы, — и мы присоединяемся к ним, стараемся поддержать, особенно если речь идет не о скоростных катерах, а о морских раковинах. Мы живем и дышим, и исполняем свой долг, и протягиваем крыло помощи, если мост, ведущий к их богу, вдруг оказывается перекрыт.


Дерево упало на газон. Наверное, это случилось ночью: было дождливо и ветрено. Я смотрел на непогоду вместе со своим голубем. Правда, он улетел, стоило мне открыть окно, но я твердо знаю: это был он.

Я:

— Пока, голубь! Завязывай с бродячей жизнью!

Дерево повалило ветром, и оно рухнуло на крышу маленького дома, просто легло на нее, ничего не поломав. Корни вывернуло наружу из земли. Я взобрался на ствол до половины. Это совсем не трудно, идешь себе и идешь. Детишки поменьше тоже полезли на дерево, но до меня не добрались. Я хотел им показать, как залезть повыше, но было уже поздно. Опоздаешь на перекличку — попадешь в черный список. Три раза опоздаешь — оставят после уроков. Да еще учителя отпидорасят (это такое наказание, только самое ужасное).

На дереве я увидел птичье гнездо. Мне стало грустно. Птенцы вывалились, когда дерево падало, и, наверное, погибли. Их раздавило. Уж я-то знаю.

Я:

— Буду возвращаться из школы, заберусь на верхушку и загляну в гнездо. Если какой-нибудь птенчик уцелел, возьму себе.

Лидия:

— Включи мозги, ты понятия не имеешь, как за ними ухаживать.

Я:

— А что тут такого, знай корми червяками, пока не подрастут, вот и все.

Птенцы и не поймут, где настоящий червяк, а где мармеладка «Харибо». Вырастут, встанут на крыло и улетят. Я всех птиц люблю, не одних только голубей. Вообще всех.


Если ты полицейский и кому-то из прохожих приспичило в туалет, ты должен подставить свой шлем. Мне Коннор Грин сказал.

— Как это? Не ври!

Коннор Грин:

— Богом клянусь.

Дин:

— Это правда.

Я:

— А как насчет солдата? Тоже должен фуражку подставить?

Дин:

— Без понятия. Не думаю.

Я:

— А пожарник?

Коннор Грин:

— Нет. Только полисмен.

Я:

— Прикалываешься.

Коннор Грин:

— Спроси у полисмена.

Я:

— Сам спроси.

Мистер Маклеод:

— Ш — ш-ш! Тихо, вы, там!

Нас собрали вместе. Полицейский говорил про мертвого пацана: если, мол, знаем что-то, надо рассказать. Бояться нечего. Никто нам ничего не сделает. Он лично проследит.

Полицейский:

— Этого человека надо остановить, пока он еще кого-нибудь не прирезал. Для этого нам надо действовать заодно. Если можете оказать нам помощь, расскажите все родителям или учителю. Или позвоните по телефону указанному на плакате. Гарантируем полную тайну.

Вот непонятно, можно ли этому полицейскому доверять. Очень уж он толстый. А толстый полицейский обязательно врет, куда ему гоняться за преступниками. Кто-то на задних партах прохрипел «свинья» и хрюкнул, только прикинулся, что кашляет. А полицейский ничего не просек, значит, детектив из него хреновый.


Рекомендуем почитать
Дорога в бесконечность

Этот сборник стихов и прозы посвящён лихим 90-м годам прошлого века, начиная с августовских событий 1991 года, которые многое изменили и в государстве, и в личной судьбе миллионов людей. Это были самые трудные годы, проверявшие общество на прочность, а нас всех — на порядочность и верность. Эта книга обо мне и о моих друзьях, которые есть и которых уже нет. В сборнике также публикуются стихи и проза 70—80-х годов прошлого века.


Берега и волны

Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.


Англичанка на велосипеде

Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.


Необычайная история Йозефа Сатрана

Из сборника «Соло для оркестра». Чехословацкий рассказ. 70—80-е годы, 1987.


Как будто Джек

Ире Лобановской посвящается.


Петух

Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.