Пфитц - [12]

А еще Автор говорит, что, дабы его повествование хоть сколько-нибудь верно походило на реальный мир, он ни в коем случае не должен залезать своим персонажам в голову, не должен приписывать им мысли и эмоции, знать о которых он никак не может. Он должен скромно ограничиться честным (насколько это у него выйдет) отчетом об их поведении и разговорах. Точно так же он не должен забивать страницы изящными описаниями, ведь мир состоит не из слов, но из вещей, и попытки слепить реальность из слов столь же бессмысленны и бесперспективны, как и попытки слепить бабочку из песка.

Ну а теперь-то мы можем двинуться дальше?

— Только если вы дадите мне послушать историю Пфитцева зачатия!

Хорошо. Тогда, с разрешения Автора, мы отступим к началу истории о том, как это вышло, что Пфитц появился на свет.

ПФИТЦ. Моя мать родилась и выросла в захолустной дыре, одном из тех мест, где никогда ничего не происходит. Как-то раз к ним завернул бродячий цирк, это было огромное событие для всей деревушки, а тем более — для моей матери. Ей шел тогда семнадцатый год, и она никогда еще не видела ничего подобного. Вечером она надела свое лучшее платье и не сразу, но все-таки уговорила родителей отпустить ее.

Цирк состоял из обычного скопища шатров и балаганов. Там были и огнеглотатели, и жонглер, и медведь на цепи. Но внимание моей матери приковал самый большой шатер, у входа в который зазывала оповещал публику о предстоящем представлении.

— Все сюда! Все сюда! Заходите и посмотрите на Фернандо, невероятного Пчелиного царя!

Моя мать не понимала, что бы это могло значить. Она заплатила зазывале и присоединилась к прочим зрителям.

Здесь собралась добрая половина жителей деревни, они сидели на скамейках, толпились плечом к плечу и тянули шеи, стараясь получше разглядеть маленькую сцену, плотно занавешенную тонкой кисеей. Одни шептались, что Фернандо фокусник, другие считали, что он урод. Все они успели уже услышать, что его номер не имеет себе подобных в мире. И вот наконец за кисеей появился он — элегантный мужчина в длинном плаще, с иссиня-черными волосами, жемчужнобелыми зубами и тонкими, словно нарисованными усиками. В его руках был стеклянный ящик с труппой дрессированных пчел.

Да, вы не ослышались, а я не оговорился, дрессированных пчел. Не спрашивайте меня, как ему это удалось. Собственно говоря, это были не пчелы, а шмели, из тех, что такие тяжелые, что даже не верится, что они могут летать; они вылезали из ящика один за другим и безукоризненно разыгрывали свои роли. Сначала исполнялись номера попроще — шмели пролетали через крошечные горящие обручи и все такое, но и этого хватило, чтобы у публики, смотревшей на необычный зверинец таинственного Фернандо через предохранительную кисею, поотваливались челюсти.

Затем появились несколько шмелей, к чьим телам были прикреплены крошечные кусочки бумаги, так что они были похожи на ангелов или на плывущие облака. Три шмеля, связанные между собой ниточками, изображали нечто вроде пароконного воздушного экипажа с кучером. Фернандо совсем не боялся, что кто-нибудь из необыкновенных актеров его ужалит, — он даже заманил одного из них себе в рот, где тот собрал с его языка несколько крупинок цветочной пыльцы. Кульминацией стала грандиозная шутейная битва между двумя армиями одетых в военную форму шмелей, которые сталкивались, кружились и расходились, наполняя воздух громким неустанным жужжанием. Публика чуть не обезумела от восторга, Фернандо раскланялся, представление закончилось.

Все эти чудеса настолько потрясли, я бы даже сказал, преисполнили благоговением мою мать, что она продолжала слоняться у входа и после того, как все остальные зрители разошлись по своим делам. В конце концов она увидела, как из шатра выходит Фернандо, одетый на этот раз вполне обыкновенно и даже неказисто.

— Вы действительно научили их всем этим трюкам? — спросила она, подбегая к Пчелиному царю. — А они правда настоящие пчелы?

— Да, конечно, — улыбнулся Фернандо, очарованный такой непосредственностью. — Я рад, что представление вам понравилось.

Считая, что предмет беседы исчерпан, он пошел было дальше, но тут же был вынужден остановиться.

— Подождите, пожалуйста, — окликнула его моя мать, когда же он обернулся, она не нашла слов, а лишь смущенно потупилась и начала ковырять землю носком туфли.

Фернандо вернулся, мягко взял мою мать за подбородок и чуть приподнял ее голову.

— Есть один особый трюк, — сказал он. — Как правило, я не включаю его в программу выступлений перед широкой публикой. Может, вы хотели бы его посмотреть?

И он повел ее обратно в шатер.

Оказавшись в шатре, Фернандо вновь зажег все светильники и зашел за кисею. Он достал все тот же стеклянный ящичек, аккуратно поставил его на столик, а затем отступил на шаг, широко раскинул руки, обратив лицо вверх.

Шмели начали вылетать из ящичка, сперва лишь немногие, но прошли какие-то секунды — и в воздухе уже гудел огромный рой потревоженных насекомых, некоторые из них — с миниатюрными подобиями ангельских крыльев. Они подлетали к Фернандо, кружили вокруг него, садились к нему на голову и ползали по ней, словно что-то выискивая. Его лицо, его волосы покрылись густой копошащейся массой, с его подбородка свисала широкая, сплошь из шмелей борода; словно ведомые некой невероятной силой, все они стремились к одному и тому же месту — к его широко раскрытому рту. Они теснились на языке, некоторых сталкивали в сторону, и тогда они описывали в воздухе круг и делали еще одну попытку. Все это несчетное множество — многие сотни, а может, и тысячи — шмелей постепенно перебиралось в рот Фернандо и дальше, через его глотку — в свой человековидный улей; было уже слышно, как они гудят у него в груди. А сам его рот был — как с ужасом увидела моя мать — покрыт изнутри не розовой плотью, но желтым, искрящимся воском.