Певчая: Ярость - [7]

Норри не спешила радоваться, но я видела, что напряжение покинуло ее морщинистое лицо.

— Вот, что между вами, — она покачала головой. — Но я не знаю, почему Нат решил, что не стоит на своих ногах. Я еще не встречала более способного юноши.

Я молчала. Двадцать месяцев назад я сама спорила с Натом об этом, и это ни к чему не привело. Я не собиралась раскрывать кому-то, даже Норри, какое отчаяние ощущал Нат, каким низким тогда было его положение при дворе.

Но Сивилла разбиралась в политике двора и не забыла.

— Он умел, да, — согласилась она, — но не в том дело, милая Норри. Да, тогда у него не было толком места при дворе, не было власти. А вы ведь знаете, какими могут быть люди. Они бы назвали его лакеем Певчей, а то и хуже.

От ее слов я поняла, как плохо все было. Я преодолела бы это, чтобы быть с Натом. Но его жертва была бы куда больше. Никто не стал бы уважать его. Конечно, он упрямился.

— Да, понимаю его дилемму, — Сивилла повернулась ко мне с тревогой в глазах. — Но я все еще думаю, что он попросил слишком много, заставив тебя делать вид, что вы расстались.

— Он не просил этого, — призналась я. — Он сказал, что ему нужно все делать самому. А у меня было время подумать, и я поняла, что нужно делать. Было мало не вмешиваться. Я должна была дать понять, что не хочу вмешиваться, что меня не интересуют его дела, что меня не интересует он.

— Это нужно, дитя? — спросила Норри.

— Да, — я была в этом уверена. — Иначе при дворе думали бы, что я тяну за нити для него.

— Ненавижу это говорить, но ты права, — сказала Сивилла. — Эти жабы так и подумали бы. Но нужно было рассказать нам. Мы могли помочь тебе.

Я покачала головой. Я любила их, но этот секрет был слишком большим, особенно, если учесть, что Сивилла не была скрытной. Может, это изменилось, ведь она теперь была королевой, но было рискованно говорить ей или кому-то в ее круге, включая Норри.

— Было проще всего сказать всем, что мы поссорились, и между нами больше ничего нет, — сказала я. — Так никто не мог обвинить Ната в том, что его достижения — моих рук дело.

— И никто не помогал ему, чтобы добраться до тебя, — сказала Сивилла, понимая. — И Нат стоит на своих ногах, как и хотел, — она с восхищением посмотрела на меня. — Умный план.

— Нет, — он многого мне стоил. — Отчаянный. Но он сработал. И Нат не возражал.

Сначала я боялась, что не смогу играть при нем, что мой взгляд все выдаст. Но этого не было. Меня редко вызывали ко двору. Я узнавала при этом, что Нат ушел раньше моего прибытия. И я старалась уехать раньше, чем он возвращался. Не удалось лишь раз, и я притворилась, что плохо себя чувствую, и оставалась в комнате, пока он не уехал.

Хотя мы не видели друг друга, мы словно были в безмолвном соглашении. Мы играли по одним правилам.

Я на это надеялась. Проблемой такой игры было отсутствие уверенности в том, что думает другой игрок. И всегда был шанс, что игра закончится, когда все уйдут с доски.

Тихое сочувствие во взгляде Норри убивало меня. Она похлопала меня по руке.

— Ты замерзла, дитя.

Сивилла обняла меня рукой.

— Замерзла? Нельзя этого допустить.

Норри разожгла огонь сильнее, Сивилла усадила меня в кресло с высокой спинкой у камина. Шурша шелковыми рукавами, она взяла серебряный чайник, который был укутан тканью, чтобы не остывал.

— Шоколад. Он тебе нужен.

Она налила напиток и передала мне. Грея руки о чашку, я чувствовала себя очень уютно.

Сивилла села и принялась за свой шоколад.

— Не понимаю, — сказала она расслабленно, — почему вы с Натом все еще порознь.

Я со стуком опустила чашку.

— Но я только что сказала…

— Ты рассказала, что держалась подальше от Ната, чтобы он проявил себя, — сказала Сивилла. — Это было благородно. Но он проявил себя, Люси. Вы не пересекались, так что ты можешь не знать, но тебе стоит увидеть, что творится, когда он приедет. Все в Лондоне выказывают ему почести и уважение.

Норри кивнула.

— Они знают, что он спас их от голода, сначала картофелем, а в том году — новой пшеницей.

— И у него репутация отличного посредника, — сказала Сивилла. — Генри говорит, что ему можно все доверить. Он зовет его правой рукой.

— Но это только король, — возразила я.

— «Только король», — повторила Сивилла, на ее щеках появились ямочки. — Люси, ты знаешь, сколько людей получают такое отношение Генри? И сколько плюсов у такого отношения? Тебе стоит увидеть, как люди теперь прислуживают Нату.

Я заметила, что его имя произносили иначе, но Сивилла была права. Я не понимала, как сильно изменилось его положение.

— Прислуживают? Правда?

— Да. Он им не потакает, так что чувствительные перестали так делать. Но остальные делают. Все при дворе знают его ценность, — Сивилла посмотрела на меня поверх чашки с шоколадом. — Включая дам.

— Дам?

— Не только Клеменс влюбилась в него, — сказала Сивилла. — Хотя она из них милее всех.

Это меня не успокаивало.

— Его считают одним из самых подходящих мужчин в королевстве, — бесстрастно говорила Сивилла, словно оценивала незнакомца. — Конечно, богатства у него нет, но из-за положения при дворе люди рассчитывают, что он разбогатеет. И теперь он стал лордом Уолбруком, хотя Генри пришлось долго его уговаривать согласиться, многие семьи готовы закрыть глаза на факт его рождения.