Петру Великому покорствует Персида - [25]

   — Но вы не принимаете в расчёт сумасбродства султана. Кому-кому, а мне, воспитанному по соседству с Эски-Сараем и Портой, более, чем такому страдателю, как вы, известна непредсказуемость его характера. Тем более усиленно подогреваемого французами.

   — По части интриг французы большие мастера, это верно. Характерная нация, — согласился Пётр Павлович. — Чаю, однако, что султан ограничится пустыми угрозами и столь же пустыми телодвижениями. Хотя...

И Шафиров на мгновение задумался. Персия лежала как бы на ладони у Турции. Султан считал её своей провинцией. И шах не выходил у него из повиновения. Не выйдет и на этот раз.

   — Государь заверит султана, что предпринял мирную экспедицию для наказания разорителей его купечества и обеспечения безопасности торговых путей.

   — Заверить-то заверит, но кто ему поверит, — срифмовал князь. Шафиров захлопал в ладоши:

   — Браво, князь! Складно! Это в равной степени относится и к султану, и к королю Франции.

Чинным шагом вошёл дворецкий и доложил:

   — Его высокопревосходительство министр двора французского маркиз де Кампредон.

   — На ловца и зверь бежит! — воскликнул Шафиров. — Вот мы сейчас войдём во все обстоятельства. Маркиз весьма сведущ в делах королевского правительства. Вдобавок он красноречив...

   — Но вы забываете, дорогой Шафиров, что язык дан ему для того, чтобы скрывать свои мысли. Тем более что его непосредственный начальник — кардинал Дюбуа.

   — Но мы-то с ним платим друг другу откровенностью за откровенность. Он от такого союза вряд ли откажется.

Маркиз вошёл чинной походкой, явно обрадовался, увидев Шафирова, который был для него неоценимым источником сведений о закулисных течениях в царском дворце и в Сенате. Хотя Кантемир и был облечён высоким званием сенатора, но он нечастно бывал в заседаниях, а посему не располагал подробностями и не был в курсе подводных течений. Оба они были не только полезны Кампредону, но, что важней всего, были людьми его круга, общих интересов, симпатий и антипатий. Словом, своими людьми — в полном смысле этого слова.

   — Благословенно это жилище, благословенны его хозяин и его близкие, — начал маркиз. — Рад вас видеть, господа, рад насладиться вашей беседой. Надеюсь, мы обменяемся новостями, полезными для всех нас.

   — Начните с себя, Анри, — предложил князь. — Вы представляете славнейшее королевство Европы, откуда исходят политические токи, главенствующие на континенте.

   — Ну уж нет, — возразил Кампредон. — Неужто вы не заметили, что токи теперь исходят из России.

   — К этому идёт, — согласился Шафиров. — И всё-таки мы слушаем вас.

   — Кажется, я обрету нового начальника, — сказал Кампредон, отчего-то понизив голос. — С вами я могу поделиться: источник, которым я пользуюсь, строго конфиденциален — письмо моего друга, приближённого ко двору в такой степени, что от него зависят важные перемещения...

   — Дама! — выпалил Шафиров. — Конечно, дама. Францией уже давно управляют прекрасные дамы.

Маркиз улыбнулся:

   — Предположим, господа, предположим. Новость столь важна, что совершенно не важно, от кого она исходит. Кардинал Гийом Дюбуа, управляющий королевским министерством иностранных дел, получит отставку...

   — Опала? — предположил князь.

   — О нет, как можно. Воспитателю регента, герцога Орлеанского, первого лица в королевстве, фавориту папы, получившему от него кардинальскую шапку и епископство Камбрэ, опала никак не может грозить...

   — В таком случае возраст или болезни, — сказал князь.

   — Или то и другое вместе, — подхватил Шафиров.

   — Кардинал не так стар: ему шестьдесят шесть...

   — О, это зловещее число. Ещё одна шестёрка, и в дело вмешается сам сатана. Нет ли у кардинала в дате его рождения, не приведи Господь, ещё одной шестёрки? — допытывался Шафиров.

   — Не знаю, господа, — признался Кампредон. — Но зато мне известно другое: регент при малолетнем наследнике, будущем Людовике Пятнадцатом, герцог Филипп Орлеанский назначил своего воспитателя первым министром.

   — Это означает перемены во внешней политике? — с живостью осведомился Шафиров.

   — Не думаю. Кардинал слишком осторожен, тем более что в своё время ему удалось сколотить четверной союз против Испании, и он полагает, что уже свершил главное дело своей жизни.

   — Гм. Шестьдесят шесть лет... — протянул Пётр Павлович. — Вряд ли его хватит надолго, дорогой маркиз. А кто будет его преемником? Вы, дорогой маркиз, понимаете, что мною движет не простое любопытство.

   — Мой конфидент об этом не пишет. Но могу предположить, что кардинал до выбора достойного преемника оставит за собой дипломатическое ведомство.

   — Меня бы это устроило, — пробормотал Шафиров. — Ваш кардинал — умеренный пакостник. Хорошо бы внушить ему, что в его интересах поддерживать нашего императора в его восточных делах, Турция не так сильна, как думает ваш патрон, позволяя своим министрам в Царьграде интриговать против нас.

   — О, дорогой Шафиров, это всё в прошлом и не должно омрачать наши отношения, — заверил его маркиз. — Вы же знаете: я с вами совершенно откровенен и рассчитываю на вашу взаимность.

   — Рассчитывайте, любезный маркиз, — кивнул вице-канцлер, лукаво улыбнувшись. — Мы с вами будем делать общую политику. Я бы только хотел как можно быстрей узнать при посредстве ваших агентов в Царьграде, каково думают министры Порты и сам султан о нашем низовом походе.