Петру Гроза - [62]

Шрифт
Интервал

— Вы опечалены, господин министр?

— Да нет, так, устал немного, — отвечаю я приглушенным голосом.

— Я зять Севера Боку. Меня представляли вам однажды, после свадьбы его дочери, на перроне вокзала в Араде. Помните?

Вот как. Это, значит, инженер Рикэ Джеорджеску. Я слышал, что он сидит уже года три вместе с группой служащих управления нефтяных предприятий Плоешти. Сидит без суда по подозрению в саботаже или в шпионаже в пользу англичан. Точно не знаю. Хочется верить, что по случаю рождества тюремному старожилу разрешили свидание с женой и устройство небольшого пира в честь рождения Христа.

Рикэ Джеорджеску говорит быстро, машинально: «Будет хорошо, я знал, что вас привезут сюда, мы рядом» — и возвращается на свое место. Как раз вовремя, потому что шаги комиссара Илиеску уже приближаются».

Комиссар Илиеску прервал этот неначавшийся пир. Это была очередная пытка.


«Последний звук, донесшийся снаружи: надзиратель вставил ключ в замок, повернул и запер меня. Замок ударился о железную дверь. Я думаю, что любой перешедший порог тюрьмы никогда не забывает этого звука. Он терзает душу, разрывает ее на части.

Вот наконец я в своей клетке. Камера номер 43. Два метра ширины, три метра длины, небольшое зарешеченное окно над дверью пропускает неяркий коридорный свет. Камера «меблирована» двумя железными койками — одна над другой. Пока нет товарища по заключению, могу выбрать любую… Подымаю изодранную тряпку грязного цвета и трогаю узкий соломенный матрац. Он сбит, солома прогнила от пота моих предшественников. Труха… Стены пестры от кроваво-красных пятен: следы охоты за клопами. Значит, я не один: батальоны изголодавшихся паразитов будут отмечать праздник прихода нового пленника. Чтобы защититься, ложусь одетым, укрываюсь проковицей.

Кровать все же… После стольких бессонных, мучительных ночей вытягиваюсь во всю длину, получаю давно не испытанное удовольствие.

Тюремная камера… Наконец-то я один в своей камере, после стольких дней и ночей неопределенности, проведенных на кухне сигуранцы. Наконец-то я испытываю удовольствие одиночества.

Чудесна и эластична эта структура человеческой души. Она тоже подвластна законам относительности, единства противоречий и вечного движения вперед. События последних дней сдавливали мое дыхание. Не потому ли сейчас душа моя устремляется с большей легкостью, с большей смелостью вперед, в полет, к простору? Никаких мучений из-за того, что случилось со мной до сих пор, никакого страха перед тем, что может случиться завтра… Внезапное облегчение придает душе новые крылья.

Умереть?.. Заснуть?.. Отвечаю сам себе: нет! Бороться!

Сны, испуганные лязгом дверного замка, мгновенно развеиваются. Надзиратель открывает. Я просыпаюсь. Слабый свет лампочек, дневной сюда еще не добрался. Наверное, уже утро. Тюрьма тоже своего рода казарма — раннее пробуждение, строгий регламент!

Смеюсь в душе над надзирателями — они подняли меня, думая, что издеваются надо мной. Они не знают, что у меня дома, в семье, все течет по установленному распорядку — он отпечатан на машинке и висит на стене. Я встаю очень рано я натренирован.

Меня мучает мысль: а если дневной свет не доберется сюда и позже, если моя камера без дневного света? Смотрю с тревогой на часы, при тусклом свете коридорной лампочки замечаю, как бежит секундная стрелка. А день все не приходит. Неужели здесь темно и днем, неужели наступил вечный мрак?

От возмущения сжимаются кулаки, но сдерживаюсь. Принимаю и эту реальность с той же решимостью пережить все, что бы со мной ни случилось. Всякую сентиментальность к черту!

Спустя некоторое время надзиратель снова гремит замком и приглашает в «туалет», а затем в «умывальную». Забираю все необходимое из маленького чемодана, вспоминая вчерашний обыск, когда конфисковали мой перочинный ножик, миниатюрные ножнички и все то, «что режет», на случай, если, «не дай бог», я попытался бы покончить с собой. Выхожу в «туалет» с часовым (я его не заметил около дверей своей камеры, считал только его шаги: пять вперед, пять назад).

«Заведение» ужасно. Комфорт — турецкий, как ни приспосабливайся, как ни поворачивайся — все равно наступишь на гадость и все твои балетные пируэты не помогут обнаружить ни единого сантиметра чистого места. Дверь специально без всякого запора и открывается беспрерывно вновь приходящими заключенными обоего пола. Часовой ведет меня к общему умывальнику, что находится тут же рядом. В углу замечаю эмалированную ванну, установленную на средства сидящего в этой тюрьме бывшего румынского короля железа Макса Аушница, низвергнутого с престола своим конкурентом греком Малаксой. А между тем ванна используется не по назначению — в ней стирают лохмотья заключенных, тюремное «белье». Смотрю, как по засаленным краям этой ванны ползут вши, они спасаются бегством от опасности утонуть. Приобретение Аушница используется еще и как плевательница. Догадываюсь об этом, наблюдая за тем, как умывается мой сосед, здоровенный малый с взлохмаченными волосами. Он набирает воду в рот, а затем выливает ее в ковшик ладоней. Слюну мастерски выплевывает в ту же ванну. Пробираюсь и я к кранику над ванной, потому что вид соседних раковин, выстроившихся вдоль стен, наводит ужас. Подставляю ладони под струйку воды, намыливаюсь и умываюсь, насколько это возможно. Ведь мои руки и лицо не видели воды уже четверо суток…


Еще от автора Феодосий Константинович Видрашку
Тудор Аргези

21 мая 1980 года исполняется 100 лет со дня рождения замечательного румынского поэта, прозаика, публициста Тудора Аргези. По решению ЮНЕСКО эта дата будет широко отмечена. Писатель Феодосий Видрашку знакомит читателя с жизнью и творчеством славного сына Румынии.


Рекомендуем почитать
Молодежь Русского Зарубежья. Воспоминания 1941–1951

Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.


Заяшников Сергей Иванович. Биография

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Жизнь сэра Артура Конан Дойла. Человек, который был Шерлоком Холмсом

Уникальное издание, основанное на достоверном материале, почерпнутом автором из писем, дневников, записных книжек Артура Конан Дойла, а также из подлинных газетных публикаций и архивных документов. Вы узнаете множество малоизвестных фактов о жизни и творчестве писателя, о блестящем расследовании им реальных уголовных дел, а также о его знаменитом персонаже Шерлоке Холмсе, которого Конан Дойл не раз порывался «убить».


Русская книга о Марке Шагале. Том 2

Это издание подводит итог многолетних разысканий о Марке Шагале с целью собрать весь известный материал (печатный, архивный, иллюстративный), относящийся к российским годам жизни художника и его связям с Россией. Книга не только обобщает большой объем предшествующих исследований и публикаций, но и вводит в научный оборот значительный корпус новых документов, позволяющих прояснить важные факты и обстоятельства шагаловской биографии. Таковы, к примеру, сведения о родословии и семье художника, свод документов о его деятельности на посту комиссара по делам искусств в революционном Витебске, дипломатическая переписка по поводу его визита в Москву и Ленинград в 1973 году, и в особой мере его обширная переписка с русскоязычными корреспондентами.


Дуэли Лермонтова. Дуэльный кодекс де Шатовильяра

Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.


Скворцов-Степанов

Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).


Есенин: Обещая встречу впереди

Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.


Рембрандт

Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.


Жизнеописание Пророка Мухаммада, рассказанное со слов аль-Баккаи, со слов Ибн Исхака аль-Мутталиба

Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.


Алексей Толстой

Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.