Петр Первый на Севере - [5]
– Стоит ли плыть дальше, когда оно все такое? – обратился Петр к вологодскому воеводе, находившемуся с ним в одном карбасе.
– Достойно, хотя бы ради посещения тех мест, где Иван Васильевич Грозный бывать изволил. У Спаса и в Лахмокурье…
– Разве так, быть по-твоему! Нажимай, ребята, на весла покрепче. Кажись, дождь собирается?
– От дождя не в воду!
– Разом! Разом!..
– Нажимай, робя! Не пустые плывем! Самого государя везем!.. Разом, разом!..
В три пары весел три пары гребцов дружно гребли к Спасу Каменному. Кто-то на последнем, пятом карбасе затянул кубенскую рыбацкую песню.
Петр стоял посреди переднего карбаса и время от времени шестом измерял озеро.
– Сажень. Два аршина. Опять сажень… Ого! Здесь две с лишним… Опять сажень. Нет, не то, совсем не то. На то лето в Архангельск. И на матушкины упреждения не посмотрю. В Архангельск, с божьей помощью. – Сел на беседку, швырнул шест на дно лодки, на гребцов зыкнул: – А вы почему не поете?..
– Стесняемся, царь-государь, мы народ темный. Какие наши песни? Пустосмешки да прибаутки.
– Ну, все едино, пойте!..
– На виду у святого Спаса не грешно ли?
– Пойте, дозволяю.
– Ну, коли так… – И затянули, как-то робко, неловко и вразноголосье:
– Не место шутки шутковать, – одернул своих соседей сидевший за рулем старик, – разве можно государю в уши такое? Вы бы пели что поумней.
– Запевай сам поумней…
Рулевой расстегнул ворот холщовой рубахи, запрятал медный крест, крякнул, попробовал свой охрипший голос, пригоршней напился озерной воды и сказал:
– Вот теперь можно. А вы подхватывайте, когда песня на вынос пойдет.
– Подхва-а-атим! Во все глотки и перекинем на задние лодки. Начинай давай, не тяни…
Старик запел, воздев прищуренные глаза к серым облакам:
Оборвалась песня… Рулевой сказал:
– А дождичек идти передумал. С Новленской стороны волна зашумела, да и спина у меня не ноет, знать, к сухой погоде.
Карбасы с петровской свитой вышли на средину Кубенского озера.
Петр всматривался в бесконечно дальнее побережье, дивился, что здесь, в глуши за Вологдой, столь много и близко одна от другой раскинулось деревень с полями и перелесками. Кое-где, похожие на прошлогодние стога, возвышались на сугорьях деревянные церкви.
За деревнями хвойные леса. Мало кто знает, что начинаются те леса у моря Белого, а далеко ли они на юг тянутся – о том и самому Петру, по молодости лет, неведомо.
– Кучно живете, – заговорил вдруг Петр, обращаясь в сторону рулевого, кубенского рыбака. – Мирно? Не ссоритесь между собою?
– Нечего нам делить, царь-государь, – ответил рулевой, напористо разрезая волну, – земля тут кругом монастырская, а мы люди божьи да царские. Богу поклоняемся, а царю, когда ему надобно, наше дело служить верой и правдой. Старики нам рассказывали, когда еще на Руси бесцарствие было, разные там самозванцы, ох и досталось здешнему народу от поляков, литовцев да прочих черкасов и всяких воров. Давно то было, да вот и до сей поры на старых пепелищах все никак не отстроимся. Опять же и народу много, говорят, поубавилось. Кто – в нетях, а кого те вороги саблями порубили, огнем вместе с пожитками спалили…
– Ужели сюда, подлые, добирались?
– А как же, до самых Холмогор, до Каргополя и Кириллова шатались, грабили да убивали. В нашем Заозерье, за селом Уточином, разбойники те дотла разорили, царь-государь, великое множество деревень: Боблово и Кулеберево сожгли, мужскую силу порубили. Нестерово, Ивачино, Давыдове, Карманиху, Дор да Малое Беркаево, Зародово и Ваганово, всех и не упомнить, сколько пожгли проклятые, сколько людей загубили. И землю с тех пор, пашни и перелоги, все мелколесьем затянуло. Прозвища одним только пустошам, а от жилья и помину нет…
– Горькая доля выпала отцам и дедам вашим, – посочувствовал Петр и спросил: – А был ли достойный отпор тем ворам-разбойникам?
– Нечем отпор-то давать было. Старики бают, у тех вражин пищали да ружья, а у нашего брата, мужика, топоры да вилы. Не лишка тут навоюешь. Слава богу, скорехонько убрались, проклятые. А еще, царь-государь, как пошли наши люди в ополчение, служить деду вашему да батюшке Алексею Михайловичу, тут уж наши, вологодские, собрались в одну силу, так сумели себя показать. Расплатились сполна за своих земляков, а кое-кто и голову сложил за Русь-матушку, за правое дело…
Автор этой книги известен читателям по ранее вышедшим повестям о деятелях русского искусства – о скульпторе Федоте Шубине, архитекторе Воронихине и художнике-баталисте Верещагине. Новая книга Константина Коничева «Русский самородок» повествует о жизни и деятельности замечательного русского книгоиздателя Ивана Дмитриевича Сытина. Повесть о нем – не обычное жизнеописание, а произведение в известной степени художественное, с допущением авторского домысла, вытекающего из фактов, имевших место в жизни персонажей повествования, из исторической обстановки.
Книга посвящена выдающемуся русскому зодчему Андрею Никифоровичу Воронихину.
Книга посвящена жизни великого русского скульптора Федота Ивановича Шубина.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Имя Константина Ивановича Коничева хорошо известно читателям. Они знакомы с его книгами «Деревенская повесть» и «К северу от Вологды», историко-биографическими повестями о судьбах выдающихся русских людей, связанных с Севером, – «Повесть о Федоте Шубине», «Повесть о Верещагине», «Повесть о Воронихине», сборником очерков «Люди больших дел» и другими произведениями.В этом году литературная общественность отметила шестидесятилетний юбилей К. И. Коничева. Но он по-прежнему полон творческих сил и замыслов. Юбилейное издание «Из жизни взятое» включает в себя новую повесть К.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В послеблокадном Ленинграде Юрий Давыдов, тогда лейтенант, отыскал забытую могилу лицейского друга Пушкина, адмирала Федора Матюшкина. И написал о нем книжку. Так началась работа писателя в историческом жанре. В этой книге представлены его сочинения последних лет и, как всегда, документ, тщательные архивные разыскания — лишь начало, далее — литература: оригинальная трактовка поведения известного исторического лица (граф Бенкендорф в «Синих тюльпанах»); событие, увиденное в необычном ракурсе, — казнь декабристов глазами исполнителей, офицера и палача («Дорога на Голодай»); судьбы двух узников — декабриста, поэта Кюхельбекера и вождя иудеев, тоже поэта, персонажа из «Ветхого Завета» («Зоровавель»)…
Одна из самых загадочных личностей в мировой истории — римский император Гай Цезарь Германии по прозвищу Калигула. Кто он — безумец или хитрец, тиран или жертва, самозванец или единственный законный наследник великого Августа? Мальчик, родившийся в военном лагере, рано осиротел и возмужал в неволе. Все его близкие и родные были убиты по приказу императора Тиберия. Когда же он сам стал императором, он познал интриги и коварство сенаторов, предательство и жадность преторианцев, непонимание народа. Утешением молодого императора остаются лишь любовь и мечты…
В однотомник известного ленинградского прозаика вошли повести «Питерская окраина», «Емельяновы», «Он же Григорий Иванович».
Кен Фоллетт — один из самых знаменитых писателей Великобритании, мастер детективного, остросюжетного и исторического романа. Лауреат премии Эдгара По. Его романы переведены на все ведущие языки мира и изданы в 27 странах. Содержание: Кингсбридж Мир без конца Столп огненный.
Анатолий Афанасьев известен как автор современной темы. Его перу принадлежат романы «Привет, Афиноген» и «Командировка», а также несколько сборников повестей и рассказов. Повесть о декабристе Иване Сухинове — первое обращение писателя к историческому жанру. Сухинов — фигура по-своему уникальная среди декабристов. Он выходец из солдат, ставший поручиком, принявшим активное участие в восстании Черниговского полка. Автор убедительно прослеживает эволюцию своего героя, человека, органически неспособного смириться с насилием и несправедливостью: даже на каторге он пытается поднять восстание.
Беллетризованная повесть о завоевании и освоении Западной Сибири в XVI–XVII вв. Начинается основанием города Тобольска и заканчивается деятельностью Семена Ремизова.