Петр Машеров: падение вверх - [73]

В выписке из протокола ХIV заседания Пленума ЦК КПБ, подписанной К. Мазуровым, сказано просто:

«Избрать Машерова Петра Мироновича секретарем и членом бюро».

Как поделился сам Машеров со своим товарищем Нордманом:

«Поручили мне, брат, курировать оргвопросы, кадры и правоохранительные органы»[291].

То есть его должность именовалась секретарь ЦК КПБ по кадрам. Как вы помните, с аналогичной должности начиналась карьера Машерова в ЦК ЛКСМБ. Так что, по сути, работа для него была привычная, друзья и враги, можно сказать, остались те же. В Минске, вспоминает дочь Петра Машерова[292] Наталья, их семья поселилась в четырехкомнатной квартире на улице Янки Купалы. Одну комнату заняли две малолетние дочери, другую — супруги Машеровы, третью — родная тетка Полины, которая жила вместе с ними, а четвертая, гостиная, стала общей для всех. Квартира была неплохая, но до особняка в Бресте в триста квадратных метров не дотягивала, хотя и не комсомольская двушка на Круглой площади. Уже тогда, в 1959 году, многие воспринимали Машерова как второго секретаря. Например, Янка Брыль, один из соавторов знаменитой книги «Я з вогненнай вескі», писал:

«Переведенный из Бреста в ЦК вторым секретарем Машеров, говорили, заменял летом пятьдесят девятого главного идеолога Тимофея Горбунова, когда тот ушел в отпуск…»[293]

В то время в белорусском литературном журнале «Полымя» вышла повесть Я. Брыля «Расчараванне» (позже он вынуждено переименовал ее в «Апошнюю сустрэчу»).

«Наверх поступило целых три сигнала о „разочаровании автора в советской власти“. Чуть позже, встретив Я. Брыля на улице, Петр Машеров, обаятельно улыбаясь, признался: „Слушай, я сначала твою новую вещь не понял, а посмотрел еще раз — неплохо!..“ Янка Брыль не нашелся, что ответить, хотя мог бы и съязвить: „Нужно позвонить в Ленинград и сказать об этом“. Ведь с критикой из отдела идеологии звонили уже неоднократно и на второй корректуре просили снять повесть с печати в журнале „Звезда“».

Правда, о «нелепом звонке из Минска» заведующий отделом прозы того журнала написал Янке Брылю уже после того, как Тимофей Горбунов из ЦК перешел работать в Академию наук. Так что Янка Брыль остался в замешательстве: «Вот и думай, кто из них (Машеров или Горбунов. — Примеч. Л. Д.) распорядился сделать тот звонок…» Думается, наследил тут Машеров. Во-первых, на тот момент это входило в круг его обязанностей. Во-вторых, при встрече с писателем он сам поднял эту тему. Может, совесть заговорила. А может, решил продемонстрировать свои возможности: мол, будь внимателен, со мной нужно считаться, иначе публикаций тебе не видать.

Говорят, что Ленин понял роман Чернышевского «Что делать?» только после пятикратного прочтения. Возможно, Машеров немного кокетничал с Янкой Брылем, сообщая ему о том, что докопался до сути его повести со второго раза. Был ли это легкий намек на собственную гениальность? Проводил ли Машеров какие-либо параллели со своим учителем, великим вождем мирового пролетариата и гением из гениев? Этого нам не узнать. Мы лишь можем утверждать, что и у того и у другого было достаточно времени, чтобы читать и быть в курсе событий. Положение, знаете ли, обязывало.

Случай со скандальным снятием с печати уже сверстанной повести Янки Брыля ярко иллюстрирует характер принимаемых Петром Машеровым решений. А еще позволяет сделать вывод о том, что именно такого плана — цензорская — работа была ему по душе. В работе он придерживался излюбленного стиля коммунистов — запрещать и не пущать.

В этой истории важен и другой момент. В белорусском журнале повесть прошла, ее приняли в печать в российском издании. Однако правители БССР, боясь оскандалиться в пределах страны, принимают перестраховочное решение. Ведь на белорусском повесть прочитают немногие, а в переводе на русский — миллионы. Могут быть нежелательные последствия, причем не только для самого писателя, но и для руководства республики. Потому что не доглядели. А за это кому-то придется ответить персонально. Машеров быть таким ответчиком явно не хотел.

К лету 1959 года Машеров был практически здоров и выполнял свою идеологическую работу в полном объеме. Как вы помните, после скандального выступления в 1958 году на одном из пленумов Брестского обкома здоровье Машерова улучшилось — этому способствовало лечение и отдых в Беловежской пуще. Но улучшилось ненадолго. У него стали появляться симптомы заболевания с весьма экзотическим названием — арахноидит. Проще говоря, это воспаление паутинной оболочки головного мозга. Поначалу болезнь протекала незаметно, и Машеров о ней никому не говорил даже жене. Но однажды он пришел домой и поделился с Полиной Андреевной: «Понимаешь, входит ко мне в кабинет человек, а я его вижу перевернутым, вниз головой». Первого мая он стоял на трибуне на Центральной площади (площадь Независимости) Минска и люди проходили перед ним тоже вверх ногами. Это был какой-то кошмарный сон. Ему хотелось проснуться, освободиться от навязчивых видений, но они не проходили. Требовалось врачебное вмешательство. А это означало, что врачи о его недомогании донесут в КГБ, а КГБ доложит о состоянии Машерова на самый верх, и хорошо, если только в Минск, а не сразу в Москву. Тогда удержаться у власти будет не просто. В сорок лет потерять все: положение, звездный статус, власть, — как с этим можно смириться?