Петр Машеров: падение вверх - [23]

Чтобы хоть как-то обезопасить мать, нужно было придумать легенду для немцев и соседей. Машеров выписал себе пропуск в комендатуре, чтобы отправиться в Ушачский район — якобы навестить беременную жену старшего брата. Правда, жена Павла Нина в это время была в эвакуации в Чкаловской области. Под видом поездки к родственнице он ушел в партизаны. При каждом удобном случае повторяла Дарья Петровна соседям: «Ушел мой Петенька в Ушачи и так долго не возвращается. Может, уже и в живых его нет»[98]. Возлюбленной молодого подпольщика Полине Галановой особо опасаться было нечего. Их отношения не были оформлены официально. А потому какой с нее спрос.

Фактически Машеров и его товарищи небольшими разрозненными группами покинули Россоны 19 апреля 42-го. В подпольной работе фамилия Машеров больше не звучала… Дубняк — именно это имя становится известным, этим именем подписываются листовки, это имя будет носить и партизанский отряд. К слову, подпольную кличку брал себе каждый прибывший в отряд[99]. Это делалось в целях конспирации. Итак, Машеров с отрядом в лесу (к началу мая набралось пятнадцать человек). Вопреки ожиданиям, новоиспеченным партизанам не повезло с погодой. Весна выдалась дождливая, в лесу было сыро. Ночью холод пробирал до костей — не помогал и костер. Было очень тяжело[100]. Несмотря на это, обустройством быта не занимались. Не копали землянок, не рыли колодцев, не устраивали маскировки из дерна. Видимо ждали Красную армию со дня на день. Иначе как объяснить такое поведение?

Только более поздние постоянные лесные стоянки отряда Машерова можно было назвать партизанским лагерем. Там уже были и землянки, и добротные шалаши-буданы, надежно защищавшие партизан от дождя, стылого ветра и даже мороза.

Сейчас же в мае 1942 года, на лесном пригорке, ничего подобного не наблюдалось. Лишь меж сосен на случай дождя была натянута единственная плащ-палатка. А под деревьями густо лежал уже примятый лапник. Партизаны спали на нем, положив под голову вместо подушки вещмешок, укрывшись кто чем мог: фуфайкой, шинелью. Двоим посчастливилось даже накрываться одеялами (вообще, это было одно одеяло, разорванное пополам)[101]. На одном месте не задерживались. Тем самым, с одной стороны, обеспечивали собственную безопасность, а с другой — создавали видимость, что партизан много, они повсюду.

Отрядной кухни тоже не было — каждый готовил себе сам. Чаще группировались по два-три человека. Как правило, на костре на прутиках жарили сало[102], запекали картофель на углях. Изначально в отряде все были равны. И, вероятно, не совсем правильно на этой стадии как-то выделять Дубняка. Это подтверждает и информация из характеристики, данной Машерову В. Лапенко. В ней прямо указывается, что Машеров сначала работал рядовым бойцом. Чуть позже, через три дня, в день рождения Ленина (22 апреля 1942 года) отряд разбили на взводы и перешли к распределению обязанностей.

С этого момента начинается самый важный этап в жизни Петра. Его выбрали командиром. Вряд ли решение было единогласным, потому как имелись и более подготовленные кандидатуры. К примеру, Петр и Николай Гигилевы из деревеньки Шалашники и старше, и поопытнее. Оба были военные, оба имели воинское звание лейтенанта. Однако за Петра Машерова проголосовали большинство комсомольцев Россон: друзья, подруги, школьные учителя.

Отряд стал официально именоваться отрядом Дубняка. На друга Машерова Сергея Петровского возложили обязанности заместителя командира. Братьев Гигилевых тоже не забыли: Петра назначили начальником штаба, Николая — комиссаром. Руководить разведкой доверили Ворону — Володе Хомченовскому. Вот его как раз избрали единодушно.

Тем временем пришла пора принимать боевое крещение. Скорее всего, вылазку в стан врага приурочили к празднику 1 Мая — очень значимая дата.

Этот бой известен по нескольким источникам. Со слов самого Машерова он описан в документальной повести «Взрыв на рассвете», многие детали рассказал участник партизанского отряда имени Щорса Г. Ланевский, несколько абзацев этому бою отвел в своей книге С. Антонович.

Засаду решили устроить в сумерках. Один человек остался охранять лагерь, другие, тринадцать бойцов во главе с командиром пошли «на дело».

Первый блин, как водится, вышел комом. Ласковое солнце пригревало землю. Разморенный весенним теплом замаскировавшийся в кустах пулеметчик по фамилии Пузиков в ожидании вздремнул. Сквозь сон услышав гул мотора, он быстро поднял голову и, не разобравшись что к чему, ударил по пустой машине, выезжающей из зоны досягаемости[103]. Стрельба спросонья ущерба не причинила. Засада была демаскирована. Партизаны выдали свое местонахождение, потому им пришлось ретироваться. Уставшие и разочарованные, они сделали изрядный крюк и вновь залегли в засаде. Однако удача улыбнулась только на следующий день — 2 мая. Засаду устроили на шоссе Россоны — Клястицы, примерно на середине пути. В этот раз нашим героям повезло больше. Удача предстала пред ними в виде легкового автомобиля. В нем ехал гауптман полевой жандармерии (это немецкое звание соответствует капитану Красной армии), дислоцированной на станции Дретунь в 45 км от Россон. Он вез списки с именами пятидесяти подпольщиков, которых собирались арестовать