— Ты можешь отпустить моих родных? — попросил меня Джамиль. — Пусть хотя бы в доме пересидят.
— Если верить твоим рассказам, у тебя было множество родных.
— Да, было. Но это не значит, что я не люблю этих.
— Отпущу их, когда исчезнет первый идол.
Джамиль вдруг заплакал и упал к моим ногам.
— Приставь пистолет к моей голове! — проскулил он.
— Пистолет? Для чего?
— Пусть все думают, что я прошу пощады.
Я вынул оружие из кобуры и направил ствол. Не знаю, почему я послушался.
— Не понимаю, как тебя отблагодарить, — тараторил Джамиль, глядя на меня снизу вверх. — Я мог бы прославлять твое имя в веках, повторять его в каждой будущей жизни. Но я надеюсь, что избавился от проклятия и больше ничего не вспомню. Боги отблагодарят тебя! Я уверен.
— Не думай, что поверил твоему безумному рассказу! — ответил я. — Мне нужно взорвать статуи, и я устал от твоих вывертов. Пусть хоть твоя горбатая жена взрывает, мне плевать, главное, чтоб эти ниши остались пустыми!
— Пусть так. Но я все равно в долгу перед тобой.
Я убрал пистолет и велел ему подняться.
— Считаешь, если сам не приложил руку к взрывчатке, то остался безучастным? — спросил я. — Думаешь, твои боги простят остальную помощь?
— Почему-то мне кажется — да. Они простят меня. Я чувствую.
Следующие полчаса мы наблюдали, как Фарид закладывает взрывчатку. Отсюда снизу он казался не больше муравья, но я представлял, как сейчас трясутся его руки, а пот заливает лицо. Наконец он запалил один фитиль, другой и, оттягивая рычаг, начал поспешно опускаться — это больше походило на падение. Достигнув подножия, Фарид отстегнул карабины, выбрался из страховочной привязи и помчался прочь. Наверху прогрохотало. Посыпались камни, облако пыли укутало скалу. Через минуту — второй взрыв. Когда пыль осела, мы увидели, что у Будды нет головы. Бойцы и рабочие издали единый радостный вопль.
Первую статую мы уничтожили к вечеру. Остатки каменного туловища снесли прицельным огнем из пушки. Я, как и обещал, освободил родных Джамиля. Он и сам напросился съездить с ними в Кабул, пообещав, что завтра вернется и я «не пожалею».
На следующий день он привез дополнительное оборудование: катушки со шнурами, электродетонаторы и взрывную машинку с потертой ручкой. Вторую статую мы уничтожили профессионально. Я надеялся, что съемки второго подрыва попадут в мировые СМИ.
Джамиля я отпустил. Напоследок он попросил у меня разрешения исследовать старинные пещеры и с мальчишеским восторгом полез в ближайший грот. Кажется, он действительно был уверен, что избавился от проклятия, а я мысленно пожелал ему избавиться от безумия. Кто знает, может, он придет в себя, раз его не заставили взрывать?
Больше я его не видел, если не считать кое-чего, случившегося пятнадцать лет спустя. В то время я работал в пресс-службе и мне на стол лег отчет о событиях в Ираке. В Мосуле взорвали библиотеку, уничтожив десять тысяч книг. Кувалдами разбили множество памятников и музейных экспонатов. Бульдозерами сровняли с землей остатки древнейших ассирийских городов — Нимруда, Хатры, Дур-Шаррукина.
Я перебирал фотографии и задержал внимание на одном снимке. Возле разрушенного дворца Ашшурнацирапала II с автоматами наперевес стояла группа боевиков. Среди них я увидел Джамиля. Казалось, что взрывник когда-то очень давно заблудился в местной пустыне и во время блужданий солнце выбелило на нем все краски. Лицо — серое, кудри — седые и жидкие.
Джамиль был единственным на этом снимке, кто не улыбался.
