Петька из вдовьего дома - [52]

Когда открылась дверь и ребят впустили в зал, те даже рты открыли от удивления. Большинство впервые увидели новогоднюю елку. Да и Петька, который не раз наблюдал рождественские елки через окна богатых домов, был поражен. Там были елочки, а в зале стояла настоящая ель! Она была прекрасна и сама по себе, но, залитая огнями свечей, сверкающая позолотой и серебром украшений, казалась сказочной.

Однако ни бегать, ни прыгать, ни петь детям не позволили. Празднеству с самого начала придали казарменно-монастырский характер. Всех построили попарно, и началась процедура получения подарков. Петьке достался ситец на рубаху, пакетик гостинцев и билет с номером тридцать семь. У елки с высоких лестниц барышни раздавали по этим билетам украшения. Под Петькиным номером оказалась маленькая бонбоньерка.

После того как все подарки с елки были розданы, на ней осталось еще много конфет в позолоченных бумажках, грецких орехов и крымских яблок, и, когда свечи догорели, елка по распоряжению попечителя была целиком отдана на волю ребят. Началась шумная свалка. Мигом были сорваны конфеты с нижних ветвей. Благодетели, стоявшие в сторонке, были довольны, глядя на свалку, весело посмеивались.

В штурме елки приняли участие даже взрослые. Особенно отличилась какая-то худая и непомерно длинная девица. Возвышаясь над ребятишками, как колокольня над деревенскими избами, она быстро обрывала конфеты с высоких ветвей и бросала их себе в фартук. Делала она это так спокойно и так ловко, что малыши с завистью посматривали на нее.

Петьке тоже хотелось бы нарвать золотых конфет, но к елке он пока не подходил. Мальчик ждал момента, когда она упадет, и зорко следил за еще не тронутой вершиной. Елка действительно уже трепетала и качалась из стороны в сторону.

И вот раздался дикий рев: разом опрокинувшись, елка упала на груды тел. Послышался плач и писк попавших под нее ребятишек. Петька же прыгнул на самую вершину. Работая обеими руками, он успел сорвать семь позолоченных конфет. Минута — и на елке не осталось ничего, кроме хвои.

Высокая девица тоже упала. Конфеты из ее фартука просыпались, и их с визгом растащили, а мальчишки, более смелые, выхватывали конфеты даже из самого фартука. Крепко удерживая его рукой, девица старалась выбраться из-под кучи копошившихся тел, но, когда ей удалось встать на ноги, фартук ее был почти пуст. На этом, однако, ее злоключения еще не кончились.

Мальчишки, окружив несчастную девушку плотным кольцом, выхватывали у нее последние конфеты, роняли их, падали сами, подбирали с полу упавшее. Размахивая кулаком и громко ругаясь, она наконец выбралась из окружения и журавлиными шагами убежала из зала.

Елку подняли, снова поставили на крестовину. Но чинный порядок был нарушен и празднество закончено. Его участники с шумом расходились по своим номерам.

Когда Петька поравнялся с номером, в котором жила высокая девица, оттуда был слышен плач навзрыд. От всей добычи несчастной едва ли осталась десятая часть.

У себя в номере Петька выгрузил из-за пазухи золоченые конфеты. Они были сфабрикованы из сахара и муки, но показались мальчику необыкновенно вкусными.

Монастырские порядки вдовьего дома не допускали никакого, в том числе и святочного, веселья. Но мальчишки не признавали этих правил и ходили из номера в номер ряжеными.

Два брата, певчие Мишка и Павка Вовченко, набрали из мальчишек целый хор и разыгрывали церковную службу.

Мишка склеил себе из синей сахарной бумаги камилавку, сделал из маленького старого горшка кадило, из лучины — крест и надел на себя ризу из красного с разводами одеяла. Для большего сходства с попом он натянул материнскую юбку, подвязав ее под мышками. Павка нарядился в бумажную скуфью, грязный женский капот и подпоясался широким полотенцем, на плечо повесил красный кушак.

Икону Николая-чудотворца изображал Митька Каштанный, или «бесштанный», как его чаще звали. У него была веселая круглая рожица со вздернутым носом и взъерошенная вихрастая голова. Митьке наклеили из желтой бумаги длинную бахрому, которая должна была изображать бороду. Волосы посыпали мукой, а нос обклеили красной бумажкой.

Мишка и Павка — поп и дьякон — навели себе усы и бороды сажей.

Мальчишки оравой вваливаются в какой-нибудь номер, и служба начинается. Против открытых «царских врат» — дверей — ставят «икону» и втыкают ей в сложенные на животе руки зажженную свечку. «Дьякон» берет «кадило», поджигает в нем бумагу и начинает кадить на «икону». Из карманов у него торчат бублики. Хор встает по обе стороны «царских врат». Один из мальчишек держит в руках кувшинчик с водой и мочальной кистью.

Службу начинает инициатор всей затеи весельчак и балагур «поп» Мишка.

— Благословенно царство овса и сена и ржаной соломы! Полонил поп крысу и двух петухов! — возглашает он.

Хор поет «аминь». «Дьякон» усиленно кадит на «икону», которая стоит неподвижно и только страшно вращает белками глаз.

«Поп» крестится, наклоняется к «иконе» и нараспев возглашает:

— Святитель, отче Николай, гони блох из нас!

Хор поет: «Слава овсу и сену и святому брюху!»

Так повторяется до десятка раз. Потом «поп» выходит на середину номера, крестится, вытаскивает из кармана табакерку, нюхает щепотку табаку и чихает. Хор поет «аминь».