— Ничего принципиально нового я в оригинале, действительно, не нашел — кроме самой формы изложения, очень оригинальной. Но Герцен в поисках этого «Манифеста» съездил в Манчестер, где сумел встретиться с Энгельсом и подробно поговорить с ним по многим социальным вопросам. Он остался им буквально очарован и уже пересмотрел свои взгляды на русское крестьянство. Теперь призывает сделать это и нас. То есть Вы и тут оказались провидцем.
— Мне просто повезло, — сказал Лазарев. — Не зайди я к этому букинисту в Нью-Йорке, так и искал бы пятый угол вместе с вами в русском вопросе…
— Это не везение, — веско молвил Некрасов, — а умение выхватить важную информацию из того обилия публицистических материалов, которые растут в мире как бумажный ком.
— Да, да, — бегло подтвердил Добролюбов. — А Вы, Александра Павловна, тоже верите в возможность наступления свободы, равенства и братства? Не жаль Вам будет своих привилегий?
— Меня Дмитрий Николаевич познакомил по пути сюда с сутью учения о пролетариате, и я вот сейчас думаю: разве мой отец не является тем самым умственным пролетарием? Он трудится ежедневно: то в своем кабинете, то на встречах с промышленниками и купцами, Москва благоустраивается сейчас по его личной инициативе. При этом мы живем довольно скромно, на одну его зарплату, так как имение нам дохода не приносит.
Тут революционные демократы с некоторым смущением переглянулись: если это действительно так, то очень уж широк становится «пролетарский» круг. Конечно, им было известно, что благосостояние чиновников преимущественно зиждется на взятках, но не скажешь ведь этого в лицо столь милой барышне…
— О губернаторе Тучкове в обществе отзываются только лестно, — подтвердила Панаева. — Что является в наше время большой редкостью. Злые языки и тут, конечно, повылезли, но кроме «честен, но недалек» я ничего не слышала.
— Это явный комплимент, — поспешил подтвердить Некрасов. — Мы отлично знаем, до каких низостей доходят «далекие» люди.
— Благодарю вас, — сказала Саша. — Как прекрасно, что моя вера в отца не пошатнулась!
Глава двадцать третья, в которой герой поет для императора
Вечером в своем номере Лазарев, трепеща, приготовился сказать заветные слова, но замер в нерешительности. Ему вспомнилась Сашенька, которая на обратной дороге, глядя в упор блестящими глазами, говорила: — «Вы открылись мне с неожиданной стороны — как мудрый, глубоко понимающий устройство мира человек…» Но он тряхнул головой, вновь настроился и произнес: — Портал, откройся в мое время, в мою комнату!
И очень обиделся, что чуда и в этот раз не произошло.
— Чего тебе еще надо, неизвестное «существо»! — воскликнул он в сердцах. — Ведь ясно уже, что Чернышевский не напишет той роковой для него прокламации «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон»! Что мне надо еще сделать?
Не дали ему ответа стены номера. Митя повалился на кровать и глухо застонал.
На другой день к нему после завтрака примчалась взволнованная Екатерина Александровна и выпалила:
— Дмитрий Николаевич! У меня в аппартаментах Вас ожидает граф Адлерберг!
«Ешкин кот! Тот самый, которого Некрасов в карты обыграл?»
— А кто он такой, Екатерина Александровна? — осторожно спросил Лазарев.
— Как кто? Адъютант императора и его ближайший друг!
— Угу. И чего ему от меня надо?
— Не знаю. Сказал лишь, что по важному делу.
В аппартаментах навстречу Лазареву поднялся из кресла статный черноволосый красавец лет сорока, в щегольском мундире, с обильными бакенбардами.
«Черта они все их носят? Побрить его — и хоть в Голливуд, на пробы».
— Александр Адлерберг, — представился тот.
— Дмитрий Лазарев, — ответил попаданец, чувствуя, как позвоночник его оцепеневает.
— До нас со всех сторон доходят вести о Вашей необычайной музыкальной одаренности. Его императорское величество и его семья выразили желание послушать несколько песен вашей труппы — но не в привычном Вам ресторане, а в своем дворце. Сможете Вы такой концерт провести, не растеряетесь?
— Мандраж есть, что там говорить. Но отказать императору будет, наверно, невежливо?
— А Вы шутник. Это хорошо, значит, не растеряетесь. К среде подготовитесь?
— Сколько номеров и возможны ли озорные?
— Н-ну, пять-шесть, из них один полуозорной. Мария Александровна не любит бравурного веселья…
— Нам понадобятся мундиры лейб-гусаров…
— Свяжитесь с командиром гусарского полка и подберите заранее.
— К какому часу нам подойти?
— После обеда, часам к шести.
И вот час Х настал. Труппу проводили в комнату рядом с Золотой гостиной на половине императрицы, где они и стали ждать. У них с собой были инструменты и набор костюмов. Состав труппы проверенный, но в последний момент Саша упросила Лазарева взять ее с собой — в качестве флейтистки. Вошел Адлерберг и позвал их за собой. Первым номером Дмитрий поставил «Жил-был я» и потому взял с собой кроме квартета, Сашу и Алешу. Все были одеты в концертные черные фраки, но Алексей и Саша — в белые. Дмитрий надел маску поэта.
В большом сверкающем позолотой зале на креслах у камина расположилась императорская чета, а по обе стороны на диванах — десятка два мужчин и женщин в относительно скромных нарядах. Детей не было. Музыканты расселись, устроились удобнее, и в зал полились чарующие звуки струнных. Но вот «квадрат» отзвучал и под звуки флейты вступил Дмитрий:
