Петербург в царствование Екатерины Великой. Самый умышленный город - [21]
Этот прирост был большей частью вызван миграцией в город из русской деревни, в основном – бессемейных мужчин в поисках работы. Многие приходили по своей воле или по распоряжению властей в юном возрасте наниматься в подмастерья. По этой причине большую часть подростков 16–17 лет составляли юноши: их было 60 %, а на долю девушек приходилось 40 %. Среди взрослых диспропорция была ещё заметнее, в чём отражалось также присутствие в городе многочисленного военного гарнизона[104]. Дисбаланс усилился к концу столетия. Если в 1750 г. соотношение мужчин и женщин составляло примерно 14: 10, то к середине 1780-х гг. оно поднялось до 20: 10 и продолжало расти[105]. Преобладание мужчин в статистике Петербурга подтверждается и сведениями об уровне смертности. Ежегодно здесь умирало по крайней мере на две трети больше мужчин, чем женщин, а в середине 1780-х гг. мужская смертность более чем вдвое превышала женскую. Статистика других русских городов не показывает столь подавляющего большинства мужчин. Только столица принимала огромный поток работников, приходивших без семьи[106]. Такая модель, сформировавшись при Екатерине, оставалась характерной для Петербурга и в течение следующего столетия, обеспечивая потребности города в рабочей силе для строительства и промышленности.
Перевес рождаемости над смертностью, пусть и небольшой, поражает, так как он противоречит опыту большинства других европейских городов начала Нового времени. Вообще обычно города показывали явное превышение смертей над рождениями, что заставляло большинство наблюдателей заключать, что города являются менее здоровым местом для жизни, чем сельская местность. Против этой точки зрения выступил А. Шарлин, предположив, что миграция в города приводила к росту уровня смертности, потому что большинство переселенцев не привозило с собой семьи, а значит, не участвовало в повышении уровня рождаемости в городах[107]. Однако в Петербурге, судя по всему, несмотря на такой приток населения, какого не испытывал в то время ни один европейский город, всё равно было больше рождений, чем смертей. Это соотношение сохранялось, несмотря на данные за 1790-е и начало 1800-х гг., показывающие, что в Петербурге было меньше жителей старше 60 лет, чем в любом другом городе Европейской части России. Современники приписывали это нездоровому петербургскому климату[108]. Но тот факт, что низкий уровень рождаемости в столице всё-таки превышал уровень смертности, предполагает и другие возможные объяснения. Может быть, те, кто переселялся в город в репродуктивный период своей жизни, в старости покидали его, возвращаясь умирать к себе в деревню или домой в Европу? Судя по субъективным наблюдениям, такая вероятность существует. Вероятно также, что город был ещё так молод и процессы миграции начались так недавно, что просто не успел состариться слой первых переселенцев. Так как на работу в город стремились молодые люди, то резкого роста естественной смертности среди мигрантов следовало ожидать не раньше, чем через несколько десятилетий после начала массовой миграции.
Таблица 2.3
Население Санкт-Петербурга в 1801 г. (по сословиям)
Крестьяне – простые работники – составляли самую большую группу переселенцев, но и другие категории населения были представлены в Петербурге, как ясно показывает проведенная советским историком А.Г. Рашиным сравнительная оценка численности разных сословий в 1801 г. (таблица 2.3). Согласно его оценке, свыше трех восьмых жителей города были крестьянами, так как большинство дворовых людей принадлежало к этой категории[109]. В Петербурге жило вдвое больше дворовых, чем дворян. Почти пятая часть населения служила в армии и на флоте. В большинстве этих аспектов столица отличалась от других русских городов.
Социальный состав населения
На протяжении XVIII в. российское государство пыталось распределить своих подданных по взаимоисключающим категориям, основанным на форме их службы государству. Разумеется, и до петровских реформ начала века большая часть населения уже относилась к той или иной обширной группе. Верхушку общества составляли дворяне, обязанные лично служить государству, как правило, в форме несения военной службы. Внизу помещались крестьяне, разбитые на различные подгруппы в зависимости от того, кому принадлежал их труд – прежде всего государству (государственные крестьяне), помещикам (крепостные крестьяне) или церкви (церковные крестьяне). Немногочисленные горожане (гости, гостиная сотня, посадские люди), составлявшие около 3 % населения, были обязаны время от времени выполнять как денежные, так и отработочные повинности. Служители церкви несли перед государством повинность духовного окормления всего народа и к тому же платили налоги. Петровские реформы упростили эту систему, повысив унификацию повинностей всех категорий населения (в том числе путем введения подушной подати с большинства из них); одновременно была сделана попытка распределить по конкретным нишам все группы, до тех пор избегавшие включения в сословия и обложения повинностями. Вся эта система была внедрена ради того, чтобы упорядочить поступления в казну.
Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В настоящей книге чешский историк Йосеф Мацек обращается к одной из наиболее героических страниц истории чешского народа — к периоду гуситского революционного движения., В течение пятнадцати лет чешский народ — крестьяне, городская беднота, массы ремесленников, к которым примкнула часть рыцарства, громил армии крестоносцев, собравшихся с различных концов Европы, чтобы подавить вспыхнувшее в Чехии революционное движение. Мужественная борьба чешского народа в XV веке всколыхнула всю Европу, вызвала отклики в различных концах ее, потребовала предельного напряжения сил европейской реакции, которой так и не удалось покорить чехов силой оружия. Этим периодом своей истории чешский народ гордится по праву.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.